На краю Отонаби

Секунда-другая, и двое мальчишек ее возраста, хохоча, вырвались на полянку. Один повыше и пошире в плечах, с копной густых каштановых волос. Другой пониже и потоньше, темные волосы аккуратно причесаны. Оба в ужасе уставились на девочку.

– А ты как тут оказалась? – спросил тот, что по- выше.

– А вы тут откуда? – Люси ответила вопросом на вопрос.

– Мы… мы просто исследуем остров.

– Мы приплыли на парусной лодке, у нас пикник, – добавил мальчик пониже ростом.

– Ты из резервации? – спросил первый.

Да уж. Цвет кожи, густые смолянисто-черные волосы, заплетенные в косы, и одежда из дубленой кожи выдавали ее с головой. Люси кивнула.

– Если тебя тут поймают, обвинят, что ты залезла в частное владение.

Люси раздраженно фыркнула:

– Частное владение! Скажешь тоже. Вся эта земля была наша, пока правительство не отняло.

Мальчик повыше ростом задумался.

– Ты права, ничего не скажешь.

Люси думала, что он будет спорить, и, услышав его неожиданный ответ, даже немножко растерялась.

– Но ведь было много разных договоров. Теперь земля в резервации – ваша, да? – спросил тот, что пониже. – А эта принадлежит кому-то другому.

Люси только хотела разразиться пылкой речью о несправедливости всех этих договоров, как мальчик поднял руки вверх, словно сдаваясь, и добавил:

– Я не говорю, что это справедливо. Но так уж получилось.

– Я не пытаюсь тебя запугать, но, если тебя тут поймают, неприятностей не оберешься, – добавил тот, что повыше.

– А если вас тут поймают? – спросила девочка. – Вы, кажется, тоже залезли в частное владение.

– Что есть, то есть. Ты на нас не наябедничаешь, и мы на тебя не наябедничаем.

И высокий голубоглазый мальчик так весело рассмеялся, что Люси не смогла удержаться от смеха.

– Договорились!

– А зачем ты сюда приплыла? – спросил тот, что пониже.

– Зарисовки делать. – Люси показала на этюдник.

– А что ты рисуешь? – спросил второй.

– Всё, что мне понравится.

– Прямо всё-всё можешь нарисовать?

– Практически всё.

– Убей меня, я самой простой картинки не нарисую. А здорово было бы научиться.

– А нас можешь нарисовать? – снова спросил тот, кто пониже. Он был не такой улыбчивый, как его приятель, но глаза, как показалось Люси, светились умом и любопытством.

– Конечно!

– А это долго?

– Недолго. Но я…

– Давай, нарисуй нас! – попросил тот, кто повыше.

Люси всё еще раздумывала. Мальчик добавил с улыбкой:

– А говоришь, что всё можешь нарисовать.

За веселыми словами скрывалась подначка, и Люси не смогла удержаться. Она знала себе цену и часто развлекала маму, рисуя карикатуры на членов племени. Ну и отлично, посмотрим, как этим мальчишкам понравятся их портреты.

– Правда хотите посмотреть, какими вы у меня получитесь?

– Ага, – ответили оба хором.

– Начинаем!

Люси раскрыла этюдник, велела тому, кто пониже, стоять смирно и начала рисовать быстрыми, уверенными штрихами.

Глава пятая

Они были уже совсем близко от Лейкфилда, и сердце Кьяры билось всё сильнее и сильнее. Машина, которую отец взял напрокат в аэропорту, катила по залитому солнцем шоссе номер 401. Дорога вела на север, мимо озер Каварта. Они проехали Милбрук, потом Питерборо, вот и Лейкфилд. Отец привычно свернул к дому, где вырос.

Кьяра всегда любила приезжать сюда, но сейчас всё совсем иначе. В доме будет так странно без веселого дедушкиного голоса. Обнадеживало одно – дедушка оставил ей загадку, которую надо разгадать.

Папа остановился в конце подъездной дорожки. По дороге в Лейкфилд они всегда слушали песни Гордона Лайтфута – что поделать, семейная традиция. Хотя на шоссе отец согласился послушать несколько более современных композиций с планшета Кьяры. Теперь папа приглушил песню из своего любимого альбома Лайтфута – «Летняя сторона жизни».

Кьяра не первый год ездила с отцом, и ее всегда смешило, что он приглушает музыку вместо того, чтобы просто выключить. Отец утверждал: нельзя ни с того ни с сего взять и выключить певца прямо посреди песни. Наверно, многим это показалось бы нелепым, но Кьяре нравились эти маленькие странности – папа есть папа, единственный и неповторимый.

Приглушив песню, он выключил мотор и повернулся к Кьяре.

– Ну всё, приехали.

– Ага. – Она оглянулась по сторонам; вечерело, но было еще достаточно светло.

Дом и сад совершенно не изменились – всё было в порядке и казалось, что тут по-прежнему живут. Но со времени дедушкиной смерти здесь никого не было, наверно, папа договорился с соседями, чтобы они приглядывали за садом. Она посмотрела на веранду – дедушка любил сидеть там в кресле-качалке. Как же ей его не хватает! Она-то думала, что все слезы выплакала на похоронах, но при взгляде на пустую веранду на глаза сразу навернулись слезы.

Отец словно прочел ее мысли, ласково взял дочь за руку и тихо сказал:

– Мне его тоже ужасно не хватает, радость моя.

– Такого другого нет и не будет.

– Точно. Такие, как Майк Фаррелли, встречаются не часто.

Кьяра вдруг заволновалась, прикусила губу и неуверенно посмотрела на папу, не зная, как начать:

– А он не…

– Что, дорогая?

– А мы не найдем чего-нибудь такого…

– Какого? – ласково спросил отец.