На край света

Одетые в лохмотья, страдавшие от цинги, обмороженные, терпевшие в пути голод и холод, двадцать пять человек стояли тесной группой на одном из холмов правого берега и молча обозревали реку, два с половиной года бывшую их мечтой, их знаменем, их надеждой.

Река оказалась широкой: до другого берега – верст пять, а то, пожалуй, и все шесть. Скованная льдом, она была покрыта толстым покровом снега. Горный хребет[115] ненадолго показался в туманной дымке за широким плесом и скрылся за завесой из снежной пыли, поднятой ветром.

Ни одного деревца не заметили землепроходцы на заснеженных холмах, тянувшихся вдоль правого берега Анадыря. Лишь редкий жалкий тальник кое-где щетинился у реки.

«Найдем ли здесь пищу? Есть ли здесь звери и рыба? Встретим ли здесь людей? Где укроемся от стужи и метелей? Конец ли страданиям или начало новых?» – такие мысли мелькали у измученных людей.

Лица были суровы. Глаза людей глядели строго.

9. Анадырская трагедия

Дыхание Ледовитого океана пронеслось над Чукотским полуостровом и достигло Анадыря. Река мгновенно скрылась с глаз землепроходцев в туче поднятого ветром снега. Острые ледяные иглы хлестнули по лицам, заставив людей зажмуриться. Ледяной северо-восточный ветер пробрал до костей сквозь дырявые меховые одежды. Тесно сомкнувшись, люди нехотя отступили. Они спустились за холм, сбросили свои ноши и принялись разгребать снег, чтобы установить пологи.

«Мочи нет… Лягу-ка я на снег…» – думал Ефим Меркурьев, едва двигаясь. Но минуты, когда, казалось, он делал последние усилия, давно прошли, а он все работал, глядя на Зырянина, Захарова, Сидорку.

Глубокий снег раскидан, и под ним зачернела земля. Зырянин с Захаровым вбивают колья, натягивают пологи. Из-за снежной завесы выступили фигуры Нестерова и Прокопьева, срубивших где-то несколько жердей тальника.

Запылал костер. Снег зашипел в котлах, превращаясь в воду. Люди обжились, согрелись. Жизнь снова одолела смерть.

На другой день Дежнев перевел ватагу через реку на ее левый северный берег. В этом месте горы близко подступили к Анадырю. Поднявшись на береговую террасу, возвышавшуюся над рекой на несколько сажен, Дежнев остановился под высоким обрывом.

– Здесь выроем землянку, – сказал он. – Камень заслонит нас от ветра.

– А чем крыть ее? – спросил Астафьев.

– Поищем под снегом плавник. Реки выносят сверху много доброго лесу.

Астафьев с сомнением покачал головой, поглядев на прибрежные сугробы.

– А что будем есть?

– Станем рыбачить. Вырубим проруби, наладим подледную сеть.

– А черная смерть?[116]

– Под снегом есть мороха[117]. Наши поморы издревле лечились ею от черной смерти.

– Не верю я, чтоб выжили мы здесь без людей, – настаивал Астафьев.

Старик Андреев слушал молча, опершись на рогатину и понурив голову…

Фомка с Сидоркой пошли высматривать звериные следы. Несколько человек пешнями и топорами вырубали на реке проруби. Остальные копали землянку.

Фомка с Сидоркой вернулись ни с чем. Они видели лишь следы волков. Утром подледную сеть вытянули пустую. Молча поели оленину, полученную от коряков.

Астафьев сосредоточенно смотрел в одну точку, напряженно думая. Вдруг он поднял голову и решительно обернулся к Дежневу.

– Есть у нас две оленьих туши, – начал он, – мы съедим их за три дня, пусть – за пять. А дальше?

– Рыбы наловить не можем, – подхватил один из анкудиновцев.

– Коли останемся здесь, сдохнем не с голоду, так от черной смерти.

– Нет, приказный, надо идти вверх искать людей.

– Бог мне судья, коль я неправ, – заговорил молчавший до того Афанасий Андреев, – только и я, Семен, решил искать людей. Жаль мне Бессона. Пропадет он здесь. Цинга его сгубит.

– Все равно – смерть, дядя Семен! – возбужденно вскричал Бессон Астафьев. – Здесь – верная. В пути – может быть…

Дежнев долго молчал, обдумывал.

– Я – приказный и могу запретить вам, – начал он тихо. – Но я не сделаю этого. Потому не сделаю, что сам не ведаю, сможем ли мы здесь прокормиться. Итак, говорю вам: идите. Мово совета на это нет. Запрета – тоже. Я останусь здесь.

Всего желавших идти набралось девять человек. Семеро из них – анкудиновцы.

– Добра не будет для тебя, Афанасий, с такой ватагой, – сказал Дежнев Андрееву. – Ладно. Уважу я тебя. Дам тебе троих из моих людей. Самых лучших. На них полагайся.

Дежнев закрыл глаза, думая.

– Фома! Сидорка! Ивашко! Хотите ли проводить ватагу торгового человека Андреева?

– Как прикажешь.

– Добро. Идите. Эту службу я вам сочту за две. Без вас они пропадут зараз. Тут надо и волчий зуб, и лисий хвост. Вы и зверя промыслите, и следы кочевий сыщете. А найдете людей, – следить, чтобы им никакого насильства от анкудиновцев не было. И в том вы мне ответите.

Взяв половину оленины, полученной от коряков, и лучшие лыжи, двенадцать человек двинулись вверх по Анадырю.