На край света

Облуток доплыл до ближайшего каяка. Схватив каяк за нос, он вскочил на него верхом. Владелец каяка, балансируя веслом, сохранял равновесие. Несколькими секундами позже Облуток повернулся лицом вперед и сидел верхом на каяке перед его владельцем. Сломанный китом каяк Облутока оказался привязанным сзади.

Облуток, величаемый теперь эскимосами «Нанесшим смертельный удар», взял в руки весло, переданное ему владельцем каяка.

– Ехо! Ехо! – хором закричали сидевшие в каяках эскимосы, отгоняя злых духов.

– Ехо! Ехо! – кричали женщины и дети с берега.

Гребя в такт этим крикам, Облуток несколько раз проплыл на каяке вокруг туши кита. Если бы не сумерки, мореходцы могли бы заметить, что выражение важности и радости не сходило с его лица. Обходя тушу кита, Облуток открыл «праздник кита», на котором ему, «Нанесшему смертельный удар», принадлежала первая роль.

Кочи бросили якоря в нескольких саженях от берега. Из сгустившейся тьмы вынырнул каяк, на котором оказался один Облуток. Он подошел к «Рыбьему зубу» и пригласил Дежнева на берег. Жесты помогли понять его мысли.

– Что ж, сойду, пожалуй. Не след им думать, будто мы их боимся, – проговорил Дежнев.

Андреев с сомнением покачал головой.

– Ночь. Темень. До утра бы погодить…

– Так-то оно так. Да, видно, не зря он зовет. Что-то есть. Навряд ли худое он задумал. Кому из вас охота сойти на берег?

– Мне! Мне! – закричали чуть ли не все мореходцы.

– Пойдут трое: Сидорка, Ефимко да Ивашко. Прочим – с коча ни шага.

Дежнев, сопровождаемый Емельяновым, Меркурьевым и Зыряниным, подошел на карбасе к берегу. Позвякивая саблями и пищалями, четверо мореходцев вышли на гальку.

Облуток с радостным выражением лица стоял у самой воды. Из-за его плеча выглядывала молодая женщина, лицо которой было украшено, а вернее, попорчено, синей татуировкой. Ее широкая рубаха с откинутым назад капюшоном, штаны и сапоги – все было сшито из мягких тюленьих шкур. Меховой хвост, также сшитый из тюленьих шкурок, спускался сзади до земли из-под капюшона ее рубахи. Несколько ниток ожерелий украшало ее грудь и шею. Большая часть из них была искусно сделана из раковин и моржовой кости. Меж ними Дежнев заметил и голубые бусы, подаренные им Облутоку.

– Женка, стало быть, – проговорил Сидорка, вскинув рыжие брови.

Облуток взял Дежнева за руку и повел его к кострам, неровно пылавшим у китовой туши. Начавшийся отлив успел оставить ее на отмели. Блики от пламени костров двигались по трехсаженной морде. Казалось, блестевшее черное чудовище живо и двигается.

Человек до пятидесяти эскимосов толпились у костра. Их глаза обратились на Дежнева и его спутников. Эскимосы рассматривали невиданные русские лица, доспехи и оружие пришельцев.

Древний старец, над оттянутой нижней губой которого виднелись лишь два желтых обломанных зуба, шагнул навстречу Дежневу.

– Агля-танки (я привел их), – проговорил Облуток.

– Га (хорошо), – ответил старик, утвердительно встряхнув седыми космами.

– Пришли хорошие люди, – поспешно прибавил Облуток.

– Начни, – помолчав, прошамкал старик.

Оставив Дежнева и его спутников, Облуток поднял над головой гарпун и воскликнул:

– Ехо!

Шаманы загремели бубнами. Женщины подбросили в костры морскую траву, и пламя зашумело, взлетев на сажень. Перед глазами Дежнева начались обряды праздника кита.

«Нанесший последний удар» – Облуток – гордо зашагал вокруг туши кита. Один за другим, все мужчины племени, приплясывая, двинулись за ним. Процессия разом взмахивала копьями и выкрикивала: «Ехо! Ехо!» Татуированные лица эскимосов, освещенные пламенем костров, блестели и казались красными.

– Сидорка! – едва слышно прошептал Ефим Меркурьев.

– Э?

– Щипни-ко меня, Сидорка! Сплю я али нет. Ай! Больно! Видно, не сплю…

– Спишь и есть, рыбий глаз! А то нешто не спишь?

– Сидорка, уж не в ад ли к нечистому мы попали? Глянь-ко, черти! Ей-бо – черти!

– А ты как думал! Вишь, вкруг чего они пляшут? Думаешь – кит? Ан, нет. Самый что ни на есть заглавный сатана.

– Тьфу, нечисть какая, спаси господи!

– Ха-ха-ха! Ефимко! Он тебя, словно муху, слопает, рыбий глаз!

Дежнев и Зырянин засмеялись.

– Однако ж зубатые, – в раздумье произнес Зырянин.

– Зубатые, – молвил Дежнев. – Только они не черти, а чукчи.

Процессия воинов обошла кита. Женщины с веселыми криками кинулись к своим мужьям и взяли их за руки. Под звуки бубнов и радостные возгласы началась вторая, теперь уж общая для всех членов племени, процессия.

Обход кита был закончен. Жена Облутока, Навалук, одна подошла к морде кита и произнесла положенные заклинания. Она просила кита простить их, если ему было сделано что-либо неприятное, и в будущем приглашать к их берегу других китов, его родственников.