И г н а т ь е в. Шлея под хвост попала.
З о н д а е в. Прасковью, понимаешь, знать надо. Вид, понимаешь, сердитый, сердце доброе… Сейчас увидите, что, понимаешь, будет.
П р а с к о в ь я
Н а с т я. Я не то что высоты! Я тебя не боюсь.
П р а с к о в ь я
Н а с т я. В самый раз.
П р а с к о в ь я. Ишь ты, не побрезговала. Ну полезай, коли так.
Н а с т я. И полезу.
М а р к и н. Платьице-то, поди, единственное!
И г н а т ь е в. Новое приобретет.
М а р к и н. Жаль. Не подерутся?
Б о л ь ш а к о в. Как при посадке в поезд. Пока садятся — враждуют, доедут до места — адресами обмениваются.
М а р к и н. Обойдется, сработаются.
И г н а т ь е в. Смотрите, уже в башне.
Б о л ь ш а к о в. А вас, товарищ Игнатьев, об одном попрошу — посмотрите за Настей, а то сбежит, чего доброго.
И г н а т ь е в. Хорошо.
М а р к и н. По себе знаем, товарищ Большаков, цену честному, теплому слову.
Б о л ь ш а к о в. Ну, нам, Иван Иванович, на планерку пора.
И г н а т ь е в. Да, идемте.
Б о л ь ш а к о в. До встречи, Петр Егорович!
М а р к и н. До встречи, Федор Федотович!
П р а с к о в ь я
И г н а т ь е в. Что еще?
П р а с к о в ь я
Б о л ь ш а к о в. Буланову!
П р а с к о в ь я. Я спрашиваю, кого ты ко мне привел?
Б о л ь ш а к о в. Я не совсем вас понимаю. В чем дело?
Н а с т я
П р а с к о в ь я. Она же пьяная.
Б о л ь ш а к о в. Настя, это правда?
Я спрашиваю, это правда?
Н а с т я. Так это ж с перегара, товарищ Большаков. Еще со вчерашнего.
Б о л ь ш а к о в. Эх ты, завила горе веревочкой…
Н а с т я. Не верите?..
Б о л ь ш а к о в. Да-а… Не сдержала, значит, свое слово?
Н а с т я. Федор Федотович!..
Б о л ь ш а к о в. А я ведь поверил.
П р а с к о в ь я. Да такую не то что к технике нельзя близко подпускать, ей лопату и ту нельзя доверять.
Н а с т я. Ну и не доверяйте! Плевать я хотела на вашу технику и на вас тоже. «Добрые люди», «добрые люди!» Где они, твои добрые люди, секретарь?
Б о л ь ш а к о в. Стой!
Н а с т я. Командуете? Но я не солдат, чтобы перед тобой стоять руки по швам. Как-нибудь сама себе вольная птица.
Б о л ь ш а к о в. Ну если ты сама себе вольная птица, то полетай еще, пока крылья не устанут.
Н а с т я
М а р к и н. Гм… Вольная птица…
З о н д а е в. Дура, зеленая дура, и еще нос, понимаешь, задирает, а?
Б о л ь ш а к о в. Прасковья Григорьевна, прошу прощения. Да… Орешек оказался твердым…
П р а с к о в ь я. Думать надо, прежде чем делать.
И г н а т ь е в. Эх, мать! Помнишь, как ты последнюю трешку мне оставляла, рубашки по ночам стирала, ребят из палатки выгоняла, чтобы заниматься мне не мешали.
Б о л ь ш а к о в. Ну, Иван Иванович, идем, пора. Трудная у тебя подшефная…
М а р к и н. Вольная птица… И придумает же такое…
П р а с к о в ь я. Мужики, а я не зря бучу подняла, а?
Т о м и л и н. Без помощницы плохо, но и эта тебе не помощница.
М а р к и н. Ну это ты зря, Сергей Матвеевич, девчонка молодая, сильная, здоровая, ей только и работать на кране.
З о н д а е в. Нехорошо, Прасковья, нехорошо получилось.
П р а с к о в ь я. Нет, вы только подумайте, и скажет же такое: «Где добрые люди?» Нет, ее надо вернуть.
М а р к и н. Эх, Прасковья, Прасковья!..
П р а с к о в ь я. Да ты что, Петр, с ума сошел?
М а р к и н. Не бойся, не осудят. Я ведь тебя по-братски, потому как сердце твое увидел.