На исходе зимы

— Ну, хорошо, предположим, решил прожить ты свободно. Но ведь ты не дух бесплотный — есть-пить тебе надо, одежонка хоть какая требуется — не нагишом же ты будешь щеголять. На все это деньги нужны, стало быть, работать надо… Или ты воровать собираешься? Нет? Наследство собираешься получить? Тоже нет? Значит, от работы не уйдешь, а работать — стало быть, от людей зависеть. Это первое…

До сих пор я все о личном, а если еще о гражданском? К примеру, война… Не дай бог, конечно, а все-таки… Мужчинам надо делать мужское дело. Или ты, может быть, в таком случае в кусты?

— Почему в кусты?

— Сражаться, значит, пойдешь? Один-одинешенек, по собственному разумению и под собственной командой? Дубину в лесу выломишь и против врага зашагаешь?

Опять Георгий промолчал.

— Так что от твоей свободы остается? Придумал какую-то чепуху, чтоб самого себя потешить… Ну, что ж, — говорю, — пойдем домой. Где твои шмутки?

— Нет у меня никаких шмуток… И идти мне некуда, — отвечает.

— Как это некуда?

Потупился.

— Длинный разговор. Да и не вам пояснять — вы и так все знаете.

— Знаю… Конечно, знаю, но не тебе о матери судить. Ты женщиной не был, не носил, не рожал, детей не хоронил. В тридцать лет вдовой не оставался. Последний раз спрашиваю — пойдешь?

— Нет.

Да, вот так: не захотел — значит не захотел. Дело его, в конце концов. Не на колени же мне перед ним падать. Шел домой, раздумался: никудышный я дипломат. Хотел тихо, мирно, а наговорил черт знает что. Может, к нему совсем с другой стороны нужно было подходить? В спор не вступать, а напротив, взывать к родственным чувствам? Ко мне никто никогда никаких подходов не делал — рубили все напрямик. По-моему, так и надо, если человека всерьез принимаешь. Не по душе мне всякие подходы да подползания.

7

Потом Варя не раз думала — от каких случайностей зависит человеческая жизнь. Не скажи она тогда «я с вами», может, вся жизнь пошла бы другой дорогой.

Старика вызвали из библиотеки домой, с сестрой Анной что-то случилось. Еще никто не знал, что именно и как велика опасность, но Варя увидела большую узловатую руку, которая пыталась и не могла снять с вешалки пальто, кинулась помочь и неожиданно сказала:

— Я с вами.

— Это еще зачем? — сердито проворчал Иван Леонтич, но она знала, что это только слова. Вышли на улицу, и здесь Варя взяла старика под руку, и он не возражал, даже не ворчал, может быть, он вообще не замечал ее, потому что всю дорогу не сказал ни слова. Иногда сильный ветер вынуждал их остановиться и ждать, когда снова можно будет идти вперед.

Во дворе Бережных ярко светила электрическая лампа. Она освещала крыльцо и распахнутую настежь дверь в сени. Слева виднелись какие-то строения, снег, собранный в высокие кучи. Следом за Иваном Леонтичем Варя вошла в дом.

В кухне сильно пахло лекарствами. Иван Леонтич кинул пальто на деревянную кровать и, потирая руки, пошел в спальню. Варя увидела из-за его плеча Анну Леонтьевну. Она лежала на постели лицом вверх, раскинув руки, кофточка у горла была разодрана — вероятно, сама разодрала в удушье. И тотчас же Варя вспомнила свое несчастье — вот так же где-то лежала ее мать, одна среди чужих людей. И звала ее, Варю, а Варя не могла ее услышать и занята была чем-то своим обычным. Что-то хотела сказать и не сказала…

Старик взял сестру за руку и назвал по имени. Варю поразила неживая серость ее лица. Женщина открыла глаза, губы шевельнулись. Старик наклонился пониже, вслушиваясь. Потом кивнул:

— Хорошо, обязательно.

Он обернулся и, увидев Варю, поманил пальцем.

— Варюша! Лети за Георгием. Чтоб моментом был здесь.

Ни о каком Георгии Варя прежде не слышала. Старик пояснил только:

— Он у Асани.

Где искать какого-то Асаню, она не знала, но и не стала ничего спрашивать, выбежала на улицу. У дома привязанная к штакетнику стояла лошадь с санями.

— Чья лошадь? — крикнула она в сторону парней, которые курили поодаль. От них отделился один в тулупе.

— Скорее к Асане. Георгия надо привезти.

Она не сомневалась, что незнакомый парень послушается. У Вари вообще было это свойство — в обычных условиях она не умела быстро думать, а когда что-то случалось, появлялись и находчивость, и сообразительность.

Варя кинулась в сани, парень хлестнул лошадь. Мимо мчались дома пустой улицы, иногда мелькали освещенные окна. Сквозь мелкие облака светила большая белая луна. «Кто он — Георгий? Сын Анны Леонтьевны? Но почему тогда за ним надо ехать? Разве он живет отдельно? Должно быть, женат…» И опять вспомнилась мать — наверно, в последние минуты у нее было такое же бледное, с синевой лицо… Вспомнился случай: перед тем, как Варе уйти, мать просила купить лекарство, а Варя протаскала рецепт целый день в кармане и забыла о нем, потому что голова была забита экзаменами. Вспомнила лишь вечером, когда мать спросила, но аптека была уже закрыта. Тогда Варя нашла какое-то оправдание, а теперь чувство вины вспыхнуло с новой силой…

Она и не заметила, как лошадь остановилась.

— Здесь, — сказал парень.