На языке эльфов

Когда кто-нибудь курит, выдыхая полупрозрачные ленты, я всегда представляю, что за этим мимолетным туманом проходит небольшой бал. Там сероводород во фраке. Синильная кислота – в платье. А может, она тоже во фраке. А изопрен как раз в платье. Почему он не может надеть платье, если захочет? Надеюсь, это свободный бал и вещества в нем толерантны и просты по своей натуре.

Хочу верить, что они хоть немного похожи на тебя.

А король все еще не торопится, задирает голову и всматривается в тающий на глазах туман, тоже ищет кого-нибудь во фраке. И только после исчезновения виражей пышных юбок опускает голову.

– Когда у тебя последний раз был секс? – И изворачивается, чтобы затушить свой билет на светский прием в стеклянной пепельнице с парой окурков.

– Давно.

– Я вот разве попросил привести пример наречия? Ты точно умеешь отвечать?

– В октябре.

– В каком октябре? Прошлого года? – Он хмурится на твои скорые ответы, хватаясь за темно-зеленую бутылку, а ты просто по-солдатски киваешь. – Пять месяцев назад почти? Заливаешь, мандарин, да? Ты ж по вечеринкам, как в туалет.

– Я на вечеринки хожу выпить, посмеяться и почувствовать музыку, а не потрахаться.

– Да ты такой же скучный, как Итан, оказывается. – Вино плещется, когда король запрокидывает голову, делая короткий глоток из горла. – Он тебе говорил, что не спит ни с кем?

– Говорил.

– А что не целуется?

– Говорил.

– Что во-о-обще, – король чавкает, смакуя вязкий привкус на языке, – не целуется, говорил?

– Нет.

Если б мог, я залез бы в собственный карман и зашил его изнутри. Сидел бы в темноте, пока не кончится воздух. В момент, когда одолевает страшный голод или нехватка кислорода, меньше всего заботишься о том, как выглядишь в глазах кого бы то ни было. В глазах того, чьи шаги азбукой Морзе на тех же кассетах, что и сердечный ритм, – тоже.

– Ну, значит, я тебе говорю. Он после Эрика ни с кем не целуется. Ему противно.

Я могу сидеть в кармане, могу в салоне, могу перемещать предметы, но на большее не способен. Наверное, внутри себя я жмурюсь и ломаю в руках пару карандашей, чтобы трещали, а потом – когда кадр возобновится – срастались заново.

– Кто такой Эрик? – Ты, упрямый взломщик, отстраняешься от стены и… напрягаешься?

Я уже видел это выражение лица в прачечной и всякий раз до нее, стоило начать стучать пальцами по экрану, отвечая на сообщения сестры. Ты дурак совсем? Ты хоть понимаешь, кого ты так не хочешь представлять с другими? Разуй глаза, ищи! Наперсток или здравомыслие, неважно, найди хоть что-то!

– Очередной эльф. – А король спокоен, ему начинает нравиться. – Только темный.

– Ты можешь рассказать о нем подробнее?

– А ты наглый парнишка, да? – В ответ отрывают от бутылки указательный палец и тычут в тебя с улыбчивым прищуром. – Платить не собираешься, а вопросы так и сыпятся.

– Позже заплачу, не волнуйся.

Король отстраняется от стола и неторопливо плывет к дивану.

– Я не волнуюсь, букашка. – Скашивает глаза и задорно подмигивает. Ему же тоже заметен твой подточенный тон. Выровненная спина и нырнувшие в карманы кожанки руки. – Не умею.

Пленка шуршит под ногами, разрастается до потолка изжеванным отзвуком. А ты следишь, провожаешь взглядом, кутаешь сосредоточенностью, ищешь что? Ответы? Объяснения, подсказки? Что ты за человек-то такой любопытный?

Король мира опускает бутылку теперь уже на журнальный стол и измазанными пальцами хватает конфету из небольшой чаши. Бордовая обертка шуршит и переливается в свете потолочных ламп, шоколад скрывается за губами, а ты – как пес – чертишь позу, стойку, движения губ, скул.

– Как тебя зовут?

Здесь, в своей застывшей аварии, я застываю еще раз. А потом думаю. Что, если Кори нарушила слово и сказала тебе, что такое – быть эльфом? Что я такое? Конкретно. Как еще объяснить эту твою упрямую способность все принимать так стойко и уравновешенно?

Да, за эти месяцы мне удалось убедиться в том, что ты умеешь слушать и слышать что угодно и в какой угодно обертке просто потому, что сам по-своему чудак, которому дано очень отзывчивое сердце. Но даже если отзывчивые сердца – кураторы нравственного и социального прогресса, откуда в твоем столько смекалки? Ей слишком мало места внутри головы? Так мало, что какую-то часть приходится хранить в фиброзно-мышечных доках?

– А меня не зовут. – Его величество запивает шоколад вином, небрежно поправляя бандану локтем, чтобы не пачкать лицо еще больше.

– Как называют тогда?

– А ты смышленый мальчик, – легкая усмешка и поклон головы. – Я Ури.

Самое время мне выйти из машины, сесть на асфальт и закрыть уши.

– Почему Ури?

– А ты почему Чоннэ?

– Так назвали.

– Во-от, – твой собеседник жует новую конфету, комкая фантик в цветной ладони, и тычет указательным пальцем в потолок. – Потому ты и букашка: имя даже не сам себе выбрал. А я сам. Я же король.

– Король чего?

Король усмехается:

– Антарктиды, бля, чего же еще.

– Почему именно Антарктиды?

Ты любишь вопросы.

Стоило догадаться, что они посыпятся монетами, едва на экране появится надпись «джек-пот».