На языке эльфов

Ты целуешь. Кудри спадают мне на лоб, путаются в ресницах, щекочут, а я втягиваю воздух, погружаюсь в темноту, вымазанную формулами твоих запахов. Они как неоновые надписи на стенах, горят, искрятся под веками, бьются током на влажных губах.

Ты начинаешь постепенно, как замедляется видео, и эта тихая гавань твоей нежности позволяет попробовать ответить сразу. Включиться несмело, взять свое по наитию, как чувствую, как тянусь. И когда я отвечаю, ты сопишь. Двигаешься в сторону, занимаешь теперь лишь правую часть моего тела.

Я несмело пускаю дальше, за линию обычно стиснутых зубов, за баррикады детской травмы, за ограду личного кокона. Я пускаю. Заходи, любовь моя. Тебе не надо стучаться. Бери вторые ключи. Открывай для себя, закрывай от других. Только не уходи. Только будь ря… Что ты…

Да как же ты?.. Как ты прошел этот путь от моего лица до пояса брюк? Как ты был таким кричащим на губах и языке, что я отвлекся, утонул, пропустил шаги твоих пальцев! А они сильные, они упрямые, они пролезли под электрическим забором самозащиты, страха, борьбы и неприятных воспоминаний. Они твои. Они на мне. Они сжимают несильно.

Я разрываю поцелуй. И распахиваю глаза. Меня бьет шумным тяжелым раскатом. Прошибает иглами скопившегося электричества. Я инстинктивно сгибаю свободное колено, а после – замираю, вдыхаю, вгрызаюсь пальцами себе в плечо. Так горячо, Чоннэ, мне так горячо, меня пробивает навылет.

Ты ловишь мой взгляд, заботишься, все по мне читаешь. И ласковая ладонь продолжает двигаться. Медленно, шелковой тканью, мягкой лентой.

А мне выть хочется, я теряюсь, не пойму, пугаюсь всего сразу: того, что увлажняюсь, едва ты прикасаешься, того, как гнется тебе навстречу поясница, как губы пропускают рваный выдох, и что я ничего не помню другого, ни с чем не могу сравнить, и все собирается под твоей ладонью, заворачивается в спирали, хочет сорваться с губ. Но я не даю. Я стискиваю зубы.

У тебя за зрачками чернота возбуждения, но ты смотришь крепкими стенами, любовными письмами, магическими порталами, преданной стражей, прочными цепями, новой надеждой. И я…

я сдаюсь. Размыкаю зубы. Отчаянно, в последней капитуляции. И сразу же в несдержанном самовыражении пробиваются на волю внутренние спирали скрипичных ключей. Спотыкаются на выдохе. И, всего меня обнажая, льются с губ незнакомой протяжной нотой. Ты ее ловишь губами. Глотаешь. Целуешь смазанно, увлажняя сухие линии моей честности.

А потом очень больно, когда сужаешься кольцом напористых пальцев. Я уверен, что крашусь щеками снова и снова, слой за слоем, пытаясь удержать в себе смущение. Только оно задыхается вместе со мной, когда ты мажешься моей первичной жидкостью и растираешь, осторожно лаская.

Я смотрю, забывая моргать, пока не начинают щипать глаза. Закрывать их нельзя: я должен видеть, что это ты, а не кто-то другой. Тот или чужой. И я вижу. И знаю, чья рука в моих брюках и из-за кого пересыхает горло и ноет поясница. Из-за тебя я загнанно дышу, выдыхая стонами, и обнажаю все, что чувствую, искрами необузданного влечения.

Я думал, будет страшно, Чоннэ. Я думал, у меня не получится почувствовать желание за страхом и удовольствие под слоем мерзких образов. Да откуда, скажи мне, мой ангел, откуда я мог знать, что мне будет некогда держать их в голове, пока ты льешься черной нежностью с ресниц и показываешь любовь всего одной ладонью?..

Своей ладонью.

Я уже не могу сдержаться – выдыхаю жалобными стонами, разоблаченный и откровенный. На каждом резком импульсе того, что ты называешь «приятно», меня дергает от вершины до самого дна, и с него в твои губы толчками выпадают отклики обезоруженного тела. Каждый ты ловишь. Каждый сцеловываешь, и уже сам сопишь, мычишь, глядя сквозь пелену глубоководной страсти, и потому…

…и потому я делаю то, что делаю. Выпускаю твою футболку и спускаюсь рукой ниже. Быстро-быстро, чтобы по пути не испугаться, не стушеваться, не задержаться. Это я. Я, Чоннэ, а не мои пальцы, я и только я с одного раза попадаю под тугой пояс твоих спортивных штанов. И мне… я… какой же ты горячий! Какой твердый, влажный, какой даже на ощупь просящий, господи…

Ты дергаешься от неожиданности, глаза сразу же врезаются в мои, а с губ несдержанно – стон. Ты весь вспотел, и хрипишь, и тычешься носом мне в щеку:

– Что ты… делаешь…

Что умею, Чоннэ:

– Люблю… – выдыхаю горячей сухой правдой, – я тебя люблю…

В ответ ты гортанно мычишь. Вспыхиваешь одним сплошным импульсом – ревностной волной лихорадочных поцелуев. Мажешь по щеке вниз, пока не цепляешь нижнюю губу. Пока не ускоряешь ладонь и не увлажняешь мою, давя весом, а у меня от этого тонна зарядов в мышцах и столько же сухих стонов в твой жадный горячий рот.

Я что-то пытаюсь рукой – порывисто, бездумно, по слепой короткой памяти, – трусь запястьем о грубые волосы, потею и дурею.