На языке эльфов

Ты кутаешься в теплую толстовку и нехотя черпаешь ложкой горячий бульон из лапши, пока рядом хрустит хлопьями с молоком Коди. Сосед заболел из солидарности, так что в вашей комнате яркий запах лимонного жаропонижающего, острого рамена и йодового спрея для горла, от которого вы оба морщитесь, как маленькие дети. Отчего я улыбаюсь, конечно. Вы такие смешные. Со стороны веселые, а когда вот так тесно-тесно, то очень-очень смешные. От пререканий до странных шуточек, накопленных за годы дружбы.

– Черт, да ты умеешь улыбаться, Эльф.

Наверное, ты – это тот самый лучший способ из миллиона: прятать на самом видном месте, потому что, пока я рядом с тобой, я у всех на виду. И пока на виду, без объяснений, в глазах твоих друзей я не больше тщеславного и надменного недотроги, возможно, с завышенными требованиями к своему партнеру. Они смотрят, и я чувствую эту не озвученную предубежденность. Наверное, они тебе о ней не говорят. Или говорят, а ты возражаешь. Не хочу пока спрашивать. Я и так вижу: ты выпрямляешься. Весь раскрасневшийся и взлохмаченный, бросаешь на соседа говорящий упрекающий взгляд. Он у тебя особенный. Все в тебе такое. И мне понятно по выражению лица, что меня твой друг обсуждал при тебе довольно часто.

Коди Бертон держит это давление, но все-таки снисходительно кивает:

– Пардон. – И глядит на меня поверх застывшей на весу тарелки. – Без обид.

– Итан, – ты хмуришься, – его имя Итан.

– Мне нравится, когда меня зовут эльфом, – говорю честно, забирая у тебя пустую тарелку.

– Ему нравится, когда его зовут эльфом, ясно тебе? – Оставшееся на дне молоко Коди вливает в рот, запрокинув голову. – И хочу сказать, что ты, Эльф, охрененный красавчик, когда улыбаешься.

Сосед лохматый, как и ты. В изношенной серой футболке. Из-под одеяла торчат обнаженные ноги, а на губах провокационная скалящаяся улыбка. И озорной взгляд аккурат в тебя. Он успевает отставить свою тарелку на стол, когда ему в лицо прилетает твоя подушка.

Я улыбаюсь снова. Потому что мне хорошо. Уроборос тянет канат на себя, и, пока Коди смеется вперемешку с кашлем, а ты хмуришь брови, я незаметно кусаю себя за указательный палец. Чтобы представлять, мне необязательно всегда закрывать глаза. Я умею и с открытыми.

Веранда, душная погода, холодный лимонад, вредная собачонка, твой осевший голос. Ты откуда-то понимаешь все по взгляду. И смотришь так по-своему проницательно, что мне совсем не сложно представить точно такой же взгляд на той веранде из будущего.

Не знаю, насколько это успокаивает. Но отвлекает безусловно. Как если голодный змей вдруг подавился и выплюнул свой хвост, чтобы откашляться.

Ты все такой же упрямый. Ходишь за мной, даже когда начинается продолжительно дождливый апрель. Не щадишь тела даже после того, как оно с непривычки грубо поставило тебя на место повышенной температурой и сухим кашлем.

Я прихожу в полночь. Коди не спит. У Коди закончились таблетки. Он предлагает посмотреть прохождение игры. До часу остается достаточно времени, поэтому я не отказываю. В конце концов, я вижу, как тебе нравится показывать меня друзьям. Показывать нас. В своем особом понимании этого местоимения.

Очевидно: с тобой остальные страшат меня куда меньше, и внутри расползается прочная материя сладостного тепла, когда я чувствую и замечаю в каждой черте твоего лица и тени позы или жеста, как хорошо и спокойно ты себя ощущаешь в эти минуты важного тебе командного духа.

Когда заканчивается первая серия, до часу ночи всего пара минут. Коди уходит в ванную, ты спрашиваешь, чего мне хочется. Уйти или остаться.

Я смотрю на свои согнутые колени, а после на затемненную комнату, спрятанную за ярким отсветом экрана ноутбука. Он перед кроватью на стуле, сияет качеством картинки с застывшим на паузе андроидом-детективом в момент принятия важного решения. Мне сразу думается, что жизнь – это джойстик с кнопками, который я, по сути, могу передать в любые другие руки. Каждый ведь может. И отдает. А после привыкает, потому что вот так наблюдать за жизнью персонажей мне, например, тоже нравится куда больше, чем играть за них самому.

А потом. Потом я чувствую твою ладонь на своем затылке. Пальцы вплетаются в волосы, побуждая прикрыть глаза. И я делаю, как ты просил.

Веранда, душная погода, холодный лимонад, вредная собачонка, твой осевший голос. И игры, в которые ты по-прежнему играешь в навороченном визоре, выходя из круга и что-нибудь снося.

Я остаюсь. Не потому что сгораю от любопытства, желая знать, как будет складываться дальнейшая судьба героев. Нет. Просто… в моем воображении ты сносишь дорогущую вазу нашей приемной дочери, пытаясь отстреляться от виртуальных противников.

А потом возвращается Коди. Мы смотрим выпуск за выпуском до восьми утра, пока не трещит будильник. Монстры не осмеливаются подойти, пока ты сидишь рядом. Дышишь рядом, комментируешь решения игрока и каждую секунду касаешься меня плечом.

Я не смотрю в щель между полом и дверью. Чувствую, что сюда никто не сунется. Если б не игра, я бы сбился с толку, осознавая снова и снова: