На грани фола

– Ясно. «Мастер и Маргарита», – узнает книгу Астон. – Отличный выбор. Или быть может, ты мне лжешь. Что-то здесь искала? – в лоб спрашивает Астон, заглядывая мне прямо в глаза, заставляя меня дрожать от чувства нависшей надо мной угрозы.

– Думаешь, я настолько глуп, птичка? Ты все пытаешься что-то на меня нарыть, чтоб использовать это как оружие против меня? Так откровенно ворвавшись в мой кабинет? Думала, тебя здесь будет ждать видео или книга «101 грех Уилла Астона»? – откровенно смеется надо мной муж. Я мгновенно вспыхиваю, забывая о том, чем это черевато.

– А что мне остается делать?! – дерзким тоном интересуюсь я. – Эти две недели я была очень счастлива. Я и Вероника. И я хочу, чтобы так было всегда. Но ты мне не позволяешь! Да, я ищу выход из клетки, в которую ты меня посадил!

– Неужели тебе в голову не приходил другой выход, Стефания? Неужели за эти две недели ты не посмотрела на свое будущее с другой стороны? – срывается в ответ Уилл, и по тому, как он сжал мою талию, я понимаю, что я вновь довела его до грани. Но Астон сдерживается и не спешит взять меня за шкирку и кинуть в стенку и это радует.

– Какой, Уилл? Какой еще выход?! Какая другая сторона? – сил нет молчать. Сил нет думать над своими словами и поведением, когда моя душа плачет и кричит. Уже очень давно.

– Снова быть вместе, птичка, – поражает меня своим предложением Астон. – Ты же мой прекрасный белый лебедь, Стефания. Ты никогда никого не полюбишь так, как меня, и мы оба это знаем.

Так, как тебя – больше и не надо.

– Без меня ты сойдешь с ума, потухнешь… как бы ты не убеждала себя в обратном, твой разум всегда будет возвращаться ко мне. Твое сердце всегда будет у меня в руках, – гипнотизирующим тоном заверяет Астон, глядя мне прямо в глаза. – Ты всегда будешь моей, потому что ты носила под сердцем моего ребенка, – его горячая ладонь прижимается к моему животу. Пот стекает по пояснице, пока я молча выслушиваю его монолог. – Ты моя, Стефания. С головы до пят. Хватит этому противостоять, пора принять этот факт снова. И если ты это сделаешь, я обещаю: боли больше не будет. Никаких игр, которые ты не приемлешь. Никаких цепей, птичка. Я не буду делать в постели то, чего ты сама не захочешь. Слышишь? – Астон наклоняется к моему лицу, и едва касаясь губами моих, мягко произносит: – Я люблю тебя, птичка, – нежно шепчет он, и я черт подери… ощущаю, сколько раскаяния вложено в это действие. – Ты знаешь: я могу быть нежным. Я могу одарить тебя всем, чего ты пожелаешь. Я могу осуществить все твои мечты… я верну тебе права на Нику, если ты будешь со мной, если ты вновь станешь той Стефанией, в которую я влюбился… послушной девочкой, которую мне не хочется наказывать.

А еще ты можешь переломать мне ребра! И вообще… что значит, стану послушной? Я итак была послушной! Это не помешало тебе меня избить.

– Ты лжешь… – всхлипываю я, невольно думая о том, что вновь буду признана матерью Вероники перед законом.

– Правда, – твердо отвечает Уилл. – Честно, Стеф. Скажу, как есть. Меня достали все эти женщины, модели… ты – не в счет, одноразовые пустышки, от которых меня тошнит. Которые существуют в моей жизни, только чтобы… черт подери, о тебе не думать так часто. Я хочу только тебя, люблю только тебя. Я устал. И кстати, уже не так молод. Я хочу второго ребенка. Наследника, или вторую принцессу. Ты единственная, от кого я хочу детей, Стефания. Да, не скрою, что всегда буду держать тебя в неких рамках… но на этот раз обещаю, они будут очень мягкими. Только… согласись на мои условия. Добровольно. Как взрослая девочка. Ты ведь тоже устала жить, как на пороховой бочке?

– Что ты предлагаешь мне, Уилл? Весьма туманные слова и обещания. Опять в золотую клетку? – упираюсь руками в его грудь, отстраняясь от лица Астона.

– Я бы назвал это «сладкий плен».

– Твой плен вовсе не сладкий, Уилл, – фыркаю я. Меня передергивает, стоит лишь вспомнить о последних приключениях в его комнате страха.

– В тебе говорит обида и злость, птичка. На самом деле только такой плен тебе и нужен. Я знаю тебя, знаю, как ты любишь, когда… – резко сжимает мою грудь крупной ладонью, объятую лишь тканью свитера из ангоры. А на мне нет белья… и проклятье, меня, несомненно, заводит его действие. Но одновременно хочется убежать отсюда, предварительно вдарив ему по лицу. – Так прикасаюсь к тебе.

– Не трогай, Уилл. Думаешь, я забыла? – продолжаю высказывать все, что внутри, я. – Я каждый удар помню. Ботинком по ребрам. По животу. Я молоко потеряла. А глаза у тебя были… дикие, звериные, невменяемые. И помню, как ты сел мне на грудь. Да-да, я не забыла, этого ужаса. Я задыхалась и плакала… я умирала… а ты сидел на мне и смеялся, и говорил, что я шлюха, которая заслуживает хорошего урока… зачем ты заставляешь меня вспоминать это?! Зачем? Я все удалила. Стерла из памяти! – срываюсь на крик я, ощущая, как по щекам бегут ручьи непрошеных горячих слез.