На грани фола

Вам знакома эта типичная мужская «сказка»? Боже, неужели они действительно думают, что это оправдание, что мы должны считать себя виноватыми в таком случае? Плохо удовлетворяли?! Да у меня после родов весь мозг перевернулся, я привыкала ко всему новому, в том числе и к новой себе, ни о каком сексе по искреннему желанию первое время не могло быть и речи.

И в какой-то момент я даже хотела простить его и поверить, что такого больше не повторится. Ненормальная, зависимая, одержимая дура. Но дальше все становилось только хуже… и все мозги на место у меня встали только тогда, когда я довела все до крайней черты – потерпела насилие и избиение.

Но даже в тот момент, я еще не возненавидела Астона. Наверное, я еще тешила в себе надежду, что он чудесным образом исправится, что он придет ко мне и скажет, что у него реально какая-то психическая болезнь, и избивал он меня, потому что был невменяем. Честное слово, если бы врач принес бы мне справку о том, что у него раздвоение личности – я бы его простила.

Последней каплей стало то, что Астон лишил меня родительских прав. Это было как в дурном сне, в плохо поставленном триллере. Я помню людей, обыскивающих комнату, нашедших у меня марихуану. Какие-то подделанные справки, признающие меня невменяемой… видимо Астон решил раздуть мои панические атаки и представить их, как угрозу для ребенка. Ну и, в конце концов, были видео, на которых, якобы я вела развратный образ жизни – бегала по клубам, и как заядлая нимфаманка, трахалась со всеми подряд. Грим и полное повторение образа на видео делают свое дело – я прекрасно понимала, что на видео не я, но никак не могла доказать обратного. Меня и не спрашивали ни о чем. Не было никаких судов и долгих разбирательств. Астон все устроил быстро, и максимально болезненно для меня – так, чтобы я даже вякнуть не могла, и отстаивать свои права. Ну и в браке мы пробыли слишком мало, чтобы я получила гражданство – на этой земле, я простите, «букашка», которая отлично зарабатывает на съемках. Все.

– Ты ревнуешь, птичка? Что я слышу. Продолжай, – тянет за цепь на себя, вынуждая меня двигаться по направлению к нему. – Ползи, ползи ко мне, маленькая с*чка.

От его последних слов, гордость внутри взрывается с новой силой, и я начинаю сопротивляться, отчего ошейник начинает сковывать и доводить до приступов удушья. Как бы мне не хотелось противостоять Астону, такое терпеть невозможно… и мне приходится ползти к нему, восседающему на кресле в абсолютно обнаженном виде.

Я помню, что когда-то считала его красивым, совершенным. Наверное, я млела и сходила с ума по его крепкому телу. Возможно, я таяла в его черных глазах и считала их самыми глубокими на свете, полными загадок и тайн.

А сейчас… все внутри меня клокочет, заливает лавой ненависти, когда смотрю на него снизу вверх и мечтаю только об одном: больше никогда его не видеть.

– Прежде чем ты будешь называть меня так, как ты хочешь. Прежде чем будешь делать со мной все, что угодно… – стараюсь уверенно произносить я, когда замираю в полу метре от Астона, и, предугадывая его приказы, покорно сажусь на корточки, выпрямляя спину, складывая кисти рук на бедрах. Хищный взгляд Уилла вальяжно скользит по моему телу, замирая на уровне груди. Обычно у меня мурашки по телу бегут, когда он так смотрит, ну а сейчас я отчаянно пытаюсь вспомнить остались ли на моем теле какие-либо отметины после бурной ночи с Кайлом.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Стефания. Сидишь на цепи и диктуешь мне свои условия? Обожаю твой упертый нрав. Продолжай, детка, – его губы медленно расплываются в ухмылке, и я замечаю, что в его кулаке зажата уже знакомая мне «игрушка», которую он часто использует перед тем, как взять меня нетрадиционным способом.

Судорожно сглатываю. Мне предстоит длинная ночь.

– Ты знаешь мои условия. И мы их обговорили в тот день, когда я подала на развод, – смело начинаю я.

– Стоп, – обрывает Уилл резким, не терпящим возражений тоном. – Рот закрой. Тебе нечем меня взять. Захочу – трахну тебя, и с Никой не дам встретиться. Захочу – устрою вам свидание на целый день. Все зависит от того, как ты будешь стараться, птичка.

Силой воли я подавляю в себе дикое желание наброситься на него и впиться зубами в пульсирующую вену на его шее.

– Есть чем, Уилл, – мягко протестую я. – Я уеду домой, если ты не будешь держать слово, если я не буду видеть ее. Я уеду в Россию, без Ники, как мы больно это ни было, – конечно, я никогда этого не сделаю, но порой, блеф удается мне превосходно. Особенно, когда нет другого выхода. – Если наши встречи станут еще более редкими… я уеду, и не вернусь больше.

– Бросишь Нику? Настолько тебе на нее плевать? Мда… ты никудышная мать. Зато шлюха отменная, – надменным тоном перебивает Астон, вытягивая ногу вперед, поддевая мой подбородок. Слезы выжигают веки, будто кислотой – его слова ранят меня в самое сердце, но я стараюсь абстрагироваться, осознать, что он только и добивается моей слабости и того, что я прогнусь под него. Во всех смыслах.