Этих трех совершенно разных людей объединяло одно – неистребимое упорство и стремление к победе над врагом любыми путями, не просто обороняясь, выжидая, но, при первой же возможности, атакуя противника. Они могли воевать и в 1919-м, и в 1920 годах, Клемансо заявлял об этом открыто, но не прочь были победить в 1918 году. В нужное время провидение соединило их для решения этой, казалось, неосуществимой задачи. Франции и Антанте повезло, а вот в Берлине на это не обратили должного внимания. Там вообще всегда ценили и всегда переоценивали в первую очередь своих политиков и военачальников.
В целом идея германских стратегов наступать и добиться победы была объяснима. Они не могли, как год назад, «дожидаться у моря погоды» и дождаться тотального усиления противника за счет прибытия огромной американской экспедиционной армии. Вот только наступать надо было не с теми целями, которые они ставили, и не так. В целом вся наступательная кампания германской армии по сути дела свелась к трем операциям: наступлению в Пикардии и Фландрии с 21 марта по 29 апреля; наступлению на реке Эн с 27 мая по 13 июня и наступлению на Марне с 15 по 21 июля.
Союзникам в Берлине отводили небольшую роль сдерживающего фактора. Впрочем, после выхода из войны России и Румынии и стабильного положения в Италии им не возбранялось самостоятельно атаковать противника в Македонии, Месопотамии, Сирии. А уж находиться в нескольких десятках километрах от Венеции и сидеть в обороне австрийцы просто не имели права. Впрочем, Гинденбург и Людендорф считали главным способность союзников «выдержать» до победы Германии.
Антанта никуда не спешила, прекрасно понимая, что после выхода из войны России воевать придется только на Западе. Понимали союзники и то, что немцы обязательно будут наступать. Весь вопрос состоял в том, как и где встречать это наступление. И тут начали выявляться очень важные разногласия, которые едва не привели союзников к поражению. Как мы помним, еще в конце 1917 года союзники образовали Высший военный совет из глав правительств и представителей генеральных штабов. От Франции – генерал М. Вейган, от Англии – генерал Г. Вильсон, от Италии знакомый нам только что побитый генерал Л. Кадорна и от США – генерал Т. Блисс. Совет этот по большому счету ничего не значил, ничего не координировал и не имел никакого авторитета. Ллойд Джордж в декабре 1917 года в палате общин прямо заявил: «Я решительно против этого учреждения. Оно не смогло бы работать; оно привело бы не только к недоразумениям между армиями, но к несогласию между странами и правительствами». Ему вторил французский главнокомандующий генерал Петэн, всячески тормозивший разработку стратегического плана кампании 1918 года. Однако не все во Франции так думали. 22 января генерал Вейган напрямую обратился к Клемансо: «Под угрозой и, быть может, накануне самого мощного удара, который противник когда-либо пытался нанести нам, мы не имеем никакого общего плана операций коалиции на 1918 год». Старого Тигра убеждать не требовалось. В Лондон, Вашингтон и Рим из Парижа полетели гневные телеграммы, и 30 января 1918 года в Версале открылось заседание Высшего военного совета Антанты для обсуждения проектов плана ведения кампании.
Проектов оказалось четыре. С первым на арену дискуссий, а потом в действующую армию вернулся начальник французского Генерального штаба Фердинанд Фош. Фош сразу «взял быка за рога»: «Обстановка вынуждает нас в начале 1918 года оставаться в выжидательном положении. Отсюда – необходимость иметь для всего фронта единый оборонительный план, который мог бы в зависимости от обстоятельств превратиться, целиком или частично, в наступательный план. С начала 1918 года нам надо ожидать сильного германского наступления. Оно будет комбинированным в пространстве и во времени, то есть распределено по различным участкам франко-английского фронта, а может быть и итальянского фронта. Мы должны ответить на него не только пассивными действиями, но и наоборот, потребовать от армий Антанты решимости использовать малейшую возможность навязать противнику нашу волю путем перехода в наступление, являющееся единственным способом добиться победы». Этот главный постулат плана Фоша – не только задержать, но и контратаковать противника – и вызвал самые горячие споры. А тут еще Фош предлагал создать общие союзнические резервы, которые можно было бы перебрасывать с одного участка фронта на другой или сосредоточить их для решительного контрнаступления. Это уж ни в какие ворота не вписывалось.
На него буквально набросились главнокомандующие английской и французской армий Хейг и Петэн. Оба считали любые активные действия на Западном фронте авантюрой из-за численного превосходства противника и предложили свой совместный план, согласно которому союзные войска на Западном фронте должны весь 1918 год вести только оборонительные сражения, вплоть до полного сосредоточения американских армий и приведения их в полную боевую готовность. Ни о каких контрнаступлениях не могло быть и речи, не говоря уж о решительном наступлении.