На фейсбуке с сыном

Квандта Магда особо не ценила — то ли по причине отсутствия чувств с ее стороны, то ли по причине его солидного возраста. Так или иначе, уже через три года после свадьбы она закрутила роман с собственным пасынком, сыном Квандта от первого брака, Гельмутом Квандтом. Перчинки этому роману добавляет тот факт, что пасынку на тот момент исполнилось 18, а мачехе — 23. Она и потом флиртовала так же интенсивно: во время совместного с мужем автомобильного путешествия по Америке вскружила голову некоему американцу по фамилии Гувер, который был ни много ни мало родным внуком американского президента. Да так вскружила, что после ее развода с Квандтом внучок сел на корабль, приплыл в Германию и явился к Магде просить ее руки. История была романтичная, потому что предложение он сделал во время поездки в автомобиле. Что было дальше никто не ведает, но только поездка та закончилась серьезной аварией, в которой Магду изрядно потрепало. И кое-кто в аду утверждает, что все это вышло не случайно.

Потом на каком-то собрании нацистской партии Магда встретила Геббельса, за которого вскоре, в декабре 1931 года, вышла замуж. Бракосочетание состоялось на ферме в Мекленбурге, которую подарил Магде ее бывший супруг Гюнтер Квандт, свидетелем со стороны жениха выступал сам Адольф Гитлер. Она родила Геббельсу шестерых детей: Гельгу Сюзанну, Гильдегарда Тарудела, Гельмута Кристиана, Голдину Катрин, Гедвига Иоганна, Гедрин Елизавету. Всех шестерых, разом, вместе с мужем (хотя кое-кто считает, что Йозефа при этом не было) она и убила, собственноручно отравив их 1 мая 1945 года, в бункере Гитлера. Сначала одурманила морфином, а потом раздавила ампулы с цианистым калием им в ротики. Русские солдаты, вошедшие в бункер, нашли останки всех шестерых: дети были в пижамках и ночных рубашках, словно готовились ко сну. У девочек в волосах бантики. Только у старшей, двенадцатилетней Гельги, на теле нашли синяки, что указывало на то, что она проснулась и оказала сопротивление.

Вот, значит, Гитлер взволнованно декламировал свой «Майн кампф», а я думала о Магде Геббельс.

Самой Магды в амфитеатре не было — она понимает, что все возможные границы греха переступила. Да, заслуги ее перед адом огромны, в каждой энциклопедии она упоминается, но из-за того, что со своими детьми сделала, на глаза другим женщинам показываться не любит. Ведь у нас в аду, сыночек, такая почти тюремная система действует: есть грехи достойные, а есть омерзительные. И грехи по отношению к детям считаются самыми позорными и омерзительными.

После Гитлера камеры направили на Рудольфа Хёсса, коменданта Освенцима, осужденного в 1947 году в Варшаве и повешенного на территории вверенного ему лагеря в том же году. Я прекрасно помню, в газетах читала, как в ходе прокурор ему предъявил обвинение в убийстве трех с половиной миллионов человек, а Хёсс защищаться начал, возражая, что признает только убийство двух с половиной миллионов, ибо «миллион заключенных умерли от голода и болезней». Вот такой он дотошный, этот Рудольф Забияка, как его у нас в аду кличут. Ordnung ведь mu sein, порядок превыше всего.

Хёсс в камеру говорил кратко и совсем не на тему рождения Гитлера, что того сильно задело. Он вообще не столько о рождении, сколько о смерти говорил, и за те пять минут, что ему были предоставлены, всю идеологию ада вверх ногами перевернул: заявил, что все евреи, уничтоженные в его лагере, должны находиться на Небесах, а не в аду, во-первых, потому, что он их вместе с дымом из печей крематория к Небу отправлял, а во-вторых — потому, что они своей мученической смертью искупили все свои грехи и находятся в аду безвинно, а только по воле Господа. Вот такую новую форму антисемитизма сконструировал этот Рудольф в своей снедаемой ненавистью, шизоидной арийской голове. Это его заявление вызвало волнение в амфитеатре. Кто-то его поддержал, иные свистеть начали, еще кто-то в знак протеста покинул свои места и демонстративно вышел. Гитлер, тот особого внимания не обратил, Хуссейн понес какой-то бред про «заговор сионистов», Иди Амин вообще не понял, о чем сыр-бор, и, скучая, в своем огромном носу ковырял, а Муссолини верещал о большевистской пропаганде. Сталин довольно потирал руки, а Мао зажигал про еврейских империалистов и бешеных псов из Вашингтона.