На берегу

Ольга Кузьмина На берегу

Список претензий был длинный – на трёх листах. Зачитывал его староста медленно, водя пальцем по корявым строчкам:

– Маланья, кузнецова жена, бельё стирала, так её Водяной испужал до того, что она все рубашки мужнии упустила. А их волной унесло.

– Да не стирала она, а с полюбовником в ракитнике валялась! – вскинулся Водяной. – Со студентиком из города! И рубашки ему же подарила.

– Поклёп это! – Фигуристая Маланья протолкалась сквозь толпу деревенских, встала, подбоченившись, рядом со старостой. – Есть у тебя свидетели? А ежели нету, так и булькай себе под корягой, а честную женщину не позорь!

– Да у меня полна река свидетелей!

– Русалки не в счёт, – важно сказал староста. – Знамо дело, они с твоего голоса поют. Наших представь, из крещёного люда.

Водяной беспомощно оглянулся на своих. Русалки смущённо потупились, бесы из омута недобро поглядывали на людей, но молчали. Здесь, на берегу Нечай-реки собрались все – и водные, и лесные, и болотные. На полосе разлива, что ни берег, ни река, триста лет как решались споры между деревенским людом и теми, кто на этой земле испокон веков обитал. Честно решались, по договору. И жили всегда мирно. Хлебные поля урожай давали сам-десять. Деревья на дрова без топора падали – обвязывай верёвкой и волоки в деревню. Рыбаки вдоволь рыбы добывали. Бабы в лес шли по грибы-ягоды – с полными лукошками возвращались. Лихие люди до деревни не добирались, в болотах пропадали.

Лишнего с деревенских никогда не требовали. Всего-то – в лес идёшь, поклонись Лешему, оставь на пне угощение в чистой тряпице. Топором зря не размахивай, лесных жителей не пугай, ни силков, ни капканов не ставь. Водяному уважение окажи, коня пожертвуй по весне. Летом русалок порадуй – оставь на ивах и берёзах полотна на рубашку, ленты в косы.

Последнее время жадничать стали деревенские. Вместо коня чучело соломенное повадились топить, вместо лент очёски оставлять. Случалось, что и зверей без спросу добывали. Но никогда до такого не доходило, чтобы на голубом глазу напраслину возводить, да ещё столь нагло.

– Неспроста это, – шепнул Водяной на ухо Лешему. – Стоит за ними кто-то, подзуживает.

– Узнать бы, кто, – пробормотал Леший, – да рыло ему начистить.

– Силантия Кузнеца в лесу сосной задавило, – продолжал староста, ободрённый молчанием нечисти, – а вины его перед Лешим никакой не было. Произвол, стало быть!

Леший с досадой крякнул. Он в тот день к соседу стадо зайцев перегонял. Что беда с кузнецом случилась, только с чужих слов узнал.

– Подрубленная была та сосна, – попытался оправдаться Леший, уже зная, что всё без толку. – Белки видели.

В толпе деревенских глумливо хохотнули.

– Ты ещё жуков-короедов в свидетели пригласи! А ежели и подрубленная, так это бобры, небось, постарались. А их черти из омута подучили!

Бесы заворчали, недовольно поглядывая на Водяного.

– Доколе терпеть-то будем, батюшка? Только глазом моргни, мы этих охальником мигом вразумим! Узнают, где раки зимуют!

– А болотники совсем распоясались, – торопливо зачастил староста. – Проезжих купцов зарезали и утопили…

– Что?! – дружно возвопили болотные кикиморы. – Может, ещё скажешь, что и товары мы разграбили? А ежели домовых кликнуть? Не в твоём ли погребе те товары сыщутся?!

– Цыц! – Коряжистый Болотник погрозил своей свите пудовым кулаком. – Неча напрасно глотки надрывать. Домовые супротив своих хозяев не пойдут, сами знаете.

– Так что же нам, молча утираться?!

– А не нравится, так убирайтесь с нашей земли! – наперебой загомонили деревенские. – Не надобны вы нам! Дело своё не делаете, урожай всё хуже год от году!

– Сами виноваты! – огрызнулся Полевик. – Землице отдыхать надобно, а вы ей продыху не даёте.

– Да продать они хотят нашу землю!

Этот звонкий голос услышали все. Люди примолкли, опасливо озираясь. На берегу закрутился пылевой вихрь, засвистел и обернулся полевым бесом Анчуткой.

– Сговорились они лес и реку немчуре продать! Деревья повырубят и за море отправят, а на Нечайке плотину поставят и фабрику!

– Откуда знаешь? – сурово спросил Леший.

– Пелагея сказала.

Леший переглянулся с Полевиком. Водяной и Болотник подались ближе к ним. Смыкая ряды, зашипели по-змеиному кикиморы и бесы. В словах Анчутки не усомнился ни один. Его зазнобу – домовушку Пелагею – знали все. И всем эта любовь была, как соринка в глазу. Бесы дразнились, русалки дулись, домовые грозили рогатому ухажёру рёбра пересчитать. Ну где это видано, чтобы домовушка с полевым бесом сошлась? Несуразица и глумление выходит!

Кикиморы болотные пари заключали: как скоро Пелагея Анчутке вторую пару рогов наставит. А вот поди ты – против своих пошла, как говорится, сор за околицу вынесла, предупредила.

– Стало быть, вы нам про нарушения закона талдычите, а сами предательство замыслили? – Леший выпрямился, став с вековую сосну ростом. – Забыли, кто на этой земле хозяева? Так мы напомним.

– И следа от вашей деревни не останется! – Водяной махнул перепончатой лапой.

Вода в реке всколыхнулась, лизнула берег. Зло и радостно взвыли бесы.