Ночь не принесла ни сна, ни отдыха. Портовая жизнь не замирала ни на минуту, будоража все вокруг басистыми гудками, тонкими свистками, воем сирен. «Ваукал» маневровый тепловозик. Постоянно роились автомобили. Расположившись рядом, веселая кампания о чем-то азартно спорила, кричала, считала деньги. Несколько пьяных женщин исходили призывным хохотом, пары закрывались в кабине с выгоревшим до белизны тентом уазика, затем выползали, тут же справляли нужду и опять хохотали.
— Содом и Гоморра, — брезгливо поморщилась жена и приказала детям не смотреть в ту сторону.
В полночь у притемненной длинной стены портового кафе началась какая-то ругань, перешедшая в драку. Жена бросилась ко мне и умоляла не ввязываться:
— У нас еще дорога, там сами разберутся. Может, что в уазике не поделили.
Утром к нам подошел милиционер, достал из сумки лист бумаги, ручку,
буднично сказал:
— Там, у кафе, ночью человека зарезали, может, вы что видели или слышали?
На усталом небритом лице прописалось абсолютное безразличие к тому, что мы собирались говорить. Оно было настолько явным, что жена поспешила ответить:
— Ничего такого не видели и не слышали.
— Вот и хорошо, фамилия ваша как, где живете? Нигде? Как нигде? Хотя, — и он махнул рукой, — вот поставьте здесь свои подписи.
Погрузка на паром подтвердила слова коменданта, что если где и существовал ад, то в порту было преддверие к нему. Здесь никто никому не желал уступать дорогу: машины ревели моторами, царапались, мялись, задние тыкались в передних, жались так, что палец не просунуть. Дядя Гриша удрученно проговорил: «Во идут, как приколоченные, что с нами-то будет?» Несколько черноусых горластых мужиков попытались с деловым видом разорвать колонну, двигавшуюся к огромному открытому рту парома, встав на ее пути, но вынуждены были отскочить, чтобы не оказаться под колесами.
— Блатникам путь прокладывают, не получилось, — усмехнулся майор.
Я не знаю, как бы мы погрузились, не сдержи свое слово комендант.
Прибывший военный патруль вместе с дюжиной рослых, в бронежилетах милиционеров протянули через колонну ограждение, и прыткий капитан с красной повязкой на рукаве по моей просьбе вскочил за руль «Москвича», оглянувшись, он крикнул, словно поднимал нас в атаку:
— За мной, на причал! Весь остальной народ вместе с сержантом Тихоновым к трапу на борт, он сопроводит! Быстрее, иначе сомнут!
Все происходило так, словно я выводил свой вертолет на боевой курс. И уже не было причала, и не было впереди разинутого рта парома, а только горы, дудуканье пулеметов и чертово отверстие в одной из них.
Когда мы оказались внутри, капитан исчез так быстро, что я не успел его поблагодарить.
— Вот сюда, сюда, — в просторном трюме распоряжался азербайджанец с ястребиным носом, — занимайте правый ряд, машины на ручник и на скорость. Подальше от вагонной колеи, подальше. Бензин в канистрах есть? — Он подошел к «Волге»: — Спрашиваю, бензин в канистрах есть?
«Волжанин» замотал головой.
— Открывай багажник! А это что? Кому написано разъяснение, что в канистрах бензин перевозить запрещено, а ты еще и врешь! Сережа, ты где? — позвал оно своего помощника. — Забирай канистру.
Очкарик засуетился, посмотрел в мою сторону, я ему накануне говорил, чтобы тот заполнил бак под завязку, а остатки отдал кому-нибудь из попутчиков, и он заверил меня, мол, что и сделал.
— Я уплачу, скажите, сколько?
— Оставь деньги себе, в Баку бензин есть, там заправишь машину. Какие деньги, это же паром, баранья башка, — возмутился азербайджанец. — Забирай, Сережа!
У дяди Гриши он внимательно осмотрел пластиковую канистру, принюхался:
— Хороший товар, хороший, — и улыбнулся.
Потрогал мои уже ставшие к Красноводску пустыми канистры, которые ему явно понравились:
— Из самолетного дюраля? Вечные, брат, для больших дорог, скажу тебе, незаменимая вещь. Я уже однажды такие видел. Теперь в России большие проблемы с бензином, большие, а будут еще больше. Слушай, ты с семьей едешь, могу предложить каюту, все удобства.
— Сколько?
Он назвал цену.
— Для меня дорого.
— Слушай, в каюте не на палубе или в пассажирском зале на скамейке. Я не обманываю, я тридцать пять лет по Каспию хожу. У тебя дорога, а ты отдохнешь как человек, сядешь опять за руль и кати себе.
— Все равно, брат, дорого.
— Ладно, сброшу немного.
После недолгих переговоров мы сошлись в цене, и он опять громко позвал:
— Сережа, отведи командира в каюту, — и передал ключ, — там все есть, чай, кофе, печенье, душ... будешь помнить старого Рафика, — и на его лице заиграла довольная улыбка.
Тесная, малюсенькая каюта, видимо, рассчитанная на двух матросов, приняла нас четверых и показалась раем.
На пароме от майора я узнал, что там, в порту, зарезали того обворованного мужика.
— Скорее всего, кого-то заприметил и пошел качать права. Нашел время и место.