Выезжали рано, до рассвета. Хозяйка гостиницы не взяла с нас ни копейки, рассудив, что у нас впереди долгая дорога.
Это в городе утро нерешительно блуждает между домами, а в степи день начинается задолго до появления солнца. Оно еще не поднялось из- за гор, а степь уже быстро теряла утреннюю прохладу. Вскоре подъехали к повороту на Бахарден, удивительному, обаятельному своей красотой и гостеприимностью месту. Там, в глубокой пещере, блестела в электрическом свете лечебная вода, оттуда веяло таинственностью и прохладой, малейший всплеск воды под рукой пловца радостно баюкало гулкое эхо, а наверху тебя ожидала чайхана со всевозможными чаями, напитками и самыми разнообразными блюдами. Из динамиков всегда, в любую погоду над Бахарденом, лились песни.
Из-за поворота выплыл табун светлых счастливых «Волг» во главе с черным мерседесом и резво покатил в сторону Ашхабада. Я вспомнил, что вчера было Первое мая, всемирный праздник труда и благоденствия.
По дороге раз за разом навстречу или попутно, шествовали верблюды, никак не желавшие уступать нам дорогу, и медленным цугом, жуя жвачку, размеренно покачивая длинными шеями, беззвучно шагали по белой полосе, словно специально для них очерченной. Только при приближении огромной фуры медленно, с гордо понятыми головами они сходили на край проезжей части, затем с таким же достоинством возвращались обратно. Ближе к вечеру дорога начала изгибаться под напором высоких каменных россыпей, а затем устремилась вниз, к морю. Дувший оттуда ветер быстро заполнил кабины, и жена «волжанина» облегченно сняла с головы мокрый платок.
Здесь нас настигли с десяток мотоциклистов. Стая злобно ревела моторами. Она то обгоняла нас, то возвращалась обратно. Жена встревоженно посматривала в их сторону, кто-то в колонне громко просигналил, чем вызвал там еще большую злобу. Дело принимало плохой оборот, я сунул руку под сиденье, достал подарок Парамыгина и покачал гранатой на ладони. Стаю словно сдуло приморским ветром, и она исчезла за ближайшей горой.
В Красноводске столпотворение оказалось куда большим, чем на Амударье. Три дня море штормило, паромы задерживались, и машин скопилось изрядно. Хорошо, что перед этим начальник штаба ракетчиков дозвонился до коменданта порта и попросил оказать нам полное содействие.
— Да, там теперь не проблема — проблемища, а мы с ним подруживаем.
Комендант сразу выписал посадочные талоны на ближайший паром,
сказал, что по прибытии судна патруль вместе с милицией поможет нам вклиниться в очередь, иначе никакие талоны не помогут.
— По этим талонам и билеты возьмете. А то с рук они в три раза дороже, если не в пять. Да, подполковник, берегите машины, ни на секунду не оставляйте без присмотра, — предупредил он, — особенно ночью, воровство жуткое, снимают все, из салона также тащат все. И то, что лежит на внешнем багажнике. Поэтому скажи своим, чтобы в машине обязательно кто-нибудь сидел.
Дядя Гриша из объемной пластиковой канистры налил две бутылки коньяка:
— Передай коменданту, хороший человек.
Наверное, это все, чем мы могли его отблагодарить, так же, как и благодарили подполковника в Ашхабаде.
Мы собрались, и я объяснил ситуацию так, как мне о ней рассказал комендант. Недалеко от нас истошный женский крик начал звать милицию, мы с майором решили узнать, что случилось.
Кричавшая женщина, увидев нас, бросилась как к спасителям, на что расстроенный супруг досадливо заметил:
— Это же не милиция, а вояки.
Она набросилась на него с кулаками:
— Все вояки, только ты у меня соплями исходишь. — И уже к нам: — Пошли искать туалет, вернулись, а багажник на машине пустой. А там вся одежда, понимаете, вся! Говорила, давай вовнутрь переложим, так нет, дочь посмотрит, а она, пока мы ходили, уснула. Вот, веревки обрезали и унесли!
— .Такое дело, — стал пояснять угрюмый мужчина, — припекло ее, говорю, вон, иди за угол, все туда бегают, нет, подавай туалет. А где он? Вижу, двое стоят, беседуют, похожи на работников порта, подошел, так, мол, и так. Они подозвали пацана, вот он покажет, этот пацан как повел, так еле обратно дорогу нашли. Да и какой там туалет, все загажено, не подступиться.
— Опять я виновата, у тебя кругом я виновата, — она заплакала, — а там ведь вся одежда.
Слово «одежда» она произнесла как «надежда». Из кабины на нас смотрело испуганное усталое веснушчатое личико полусонной девчушки.
Мы вернулись и договорились: помимо всего прочего налаживаем общую охрану, поскольку в ожидании парома придется ночевать.
Дядя Гриша налил нам с майором по рюмке коньяка за благополучную посадку.
— От расстройства желудка он тоже помогает. — Но вспомнив о своих похождениях, уточнил: — Да только не всем.