Мысы Ледовитого напоминают

«Ведь кроме любовницы (Анны Тимирёвой — Ю. Ч.), у него вообще была и законная жена — Софья Омирова, которая к нему приезжала за Полярный круг и от которой у него был сын». Колчак «с ней переписывался как с женой, вопроса о разводе не поднималось. Романтизм романтизмом, но вообще есть и другие какие-то женщины, которые имеют некоторые права и которые сыграли определенную роль в жизни адмирала».

Да, есть, их роли никто, насколько знаю, не изучал, и об одной из них это можно сделать. Тем, кто захочет раскопать реалии, замечу следующее.

1) Верхоянский архив за 1900-е годы находится в Якутске в целости.

2) Вернее всего, «невеста» взялась выполнить какое-то поручение. Например, доставить в Казачье консервы, оставленные Колчаком в Якутске, о которых тот упомянул [Колчак. Предварит, отчет, с. 150]. Более он ни разу о них не сообщал, а это для него необычно. В других случаях он указывал, кому что поручил, и кто что исполнил. Как раз «невеста» какое-то продовольствие привезла, о чем и сообщил в воспоминаниях Бегичев.

3) Видимо, обозначена провалами в записях лейтенанта именно она. Зачем он, к примеру, долго сидел в Казачьем, а затем сидел в Якутске, когда уже знал о войне и о приезде Омировой в Иркутск? Обо всех иных причинах задержек он всегда писал.

4) Имя «невесты» можно найти. Оно должно содержаться в переписке усть-янских чиновников (улусного головы и полицейского исправника) с чиновниками Верхоянска, и, вероятно, есть где-то в необъятном безалаберном море воспоминаний ссыльных — народников, народовольцев, анархистов и ранних социалистов. Для исторического труда это море малополезно (старики, вспоминая, не трудились сообщать хотя бы примерно год давнего события, и часто опускали имена участников), однако у стариков оставалось много запавших в их души впечатлений. То, чего как раз не найти в служебной переписке.

Например, из брошюры Анны Зороастровой (в Якутске он вышла замуж за Сергея Капгера, тоже ссыльного, и родила в Верхоянске двоих детей) мы узнаём, каково это мчаться полсуток на лютом морозе в казенной нарте без поручней и спинки, когда ямщик, один на 5 нарт, помочь выпавшему может отнюдь не всегда. Если путник был привязан, то

«при опрокинувшейся нарте пассажир волочится по земле, пока нарта при новом толчке не примет нормального положения», и «я до сих пор помню, как у меня сыпались искры из глаз, когда моя голова считала придорожные камни».

Ожидаешь проклятий в адрес жестокой власти, а вместо этого читаешь:

«но что же делать? Ведь имелось в виду примерно наказать нас, какой же может быть вопрос об удобствах?»

Наши герои ехали куда удобнее, поскольку были вольные и за всё платили сами, однако ночевали они в тех же заразных юртах, в тех же дымных урасах и в тех же промёрзших поварнях. Да и во времени разница была невелика: Капгеры покинули Верхоянск в 1895 году (как раз когда мичман Колчак начал службу в военном флоте), а лейтенант Колчак проехал там через 8 лет.

На пути туда наши герои, Колчак и «невеста», по всей видимости, познакомились, а путь обратно они проделали вместе заведомо (если, повторюсь, Бегичев не выдумал всю историю целиком; что сомнительно).

Анна Алексеевна Капгер (Зороастрова)

Мичман Колчак (вероятно)

Сергей Иванович Капгер

Описала Капгер и устройство якутской юрты, каковая гораздо больше похожа на русскую избу, нежели обычно думают. Более точно описал юрту ссыльный большевик Виктор Ногин, живший в Верхоянске 20 лет спустя[430].

У Зороастровой мы узнаём, что орон — это вовсе не всегда нары (как пишут в словарях), а звалось так еще и «нечто вроде закрытого ларя»[431], ограждающего спящих от морозных дуновений из двери, а заодно и от взглядов соседей. Спать рядом никому там не возбранялось, и легко представить себе двоих, под вой метели прижавшихся телами и вскоре ставших там, как одно. Никто не смел спрашивать у благородного путника, кем ему приходится спутница, поэтому долгий путь мог быть для «невесты» истинно медовым месяцем.

У Зороастровой мы также узнаём, что такое спуск с Верхоянского хребта в долину на обратном пути из Верхоянска в Якутск, где, замечу, удобства для всех были одинаковы — и для ссыльных, и для благородных: