На вопрос же Латыниной: «Если мы не Запад, то кто мы?» — вернее всего, по-моему, ответить так: мы являем меж Азией и Европой в начале XXI века примерно то же, чем была в начале XVIII века стареющая Турция. Но времена не те: тогда вместе с Турцией, но быстрее, старели Швеция и Польша, Литвы не было уже, а Японии для внешнего мира не было еще. Стареющая империя турок могла гнить еще двести лет, пока молодые империи вдохновенно делили остальной мир, а теперь мир давно поделён, и такую империю съедят куда быстрее. Так было с Британской.
Даже если прогноз неверен, высказать его, на мой взгляд, полезно: это ширит горизонт познания, что и есть одна из целей данной книги. Другая ее цель — напоминать роль Арктики в российской истории. Любят говорить, что Россия прирастала Сибирью, но она прирастала и Севером.
Туда бежали и от усобиц, и от Ига, и от Опричнины, и от Смуты, и от крепостничества. Когда выбили соболя в тайге, Россия платила дань моржовой костью Арктики. Когда Петр разорил европейский Север, люди бежали на север Сибири. Теперь, когда исламизм грозит отъесть Кавказ и Поволжье, Китай — южную Сибирь, а Япония — юг Дальнего Востока, нам остается беречь Арктику. Так, высокозатратная разработка нефти и газа на ее шельфе нынче, при наличии наземных месторождений и полной безответственности фирм, еще преступнее, чем изведение лесов Петром.
У историка Юрия Андреева есть замечательная мысль: «Историческая стилизация всегда считалась одним из самых эффективных приемов политической пропаганды». Мне тоже случалось писать, что с помощью истории учат не столько тому, что было, сколько тому, что должно (по мысли учителей) быть. До каких пределов может доходить «стилизация», показал нам блестящий ученый и публицист биолог А. А. Любищев. Он известен широким кругозором, слыл знатоком истории, ироническим скептиком и въедливым критиком, не хотевшим ничего брать на веру. И, тем не менее, полвека назад он написал:
«Мы можем назвать великим государем лишь такого, деятельность которого направлена в прогрессивную сторону; это — подлинные революционеры на престоле, и к их числу мы бесспорно можем отнести нашего Петра Великого». «Ближе всего к понятию демократического самодержца подходил, конечно, Петр Великий».
Поразительно: ведь труд Любищева ставил целью доказать, что Ивана Грозного нельзя счесть великим, поскольку он укрепил крепостное право; но ведь именно это дело и завершил блестяще Петр через полтора века после Ивана. Более того, Иван действовал в рамках шедшего тогда в центральной и восточной Европе «вторичного закрепощения», Петр же, обратив крестьян в рабов, явно тянул Россию назад, и не близко, а в «тёмные века» варварских королевств раннего Средневековья. Заодно Петр свел к голой форме сам принцип коллективного руководства, до него в России обычный.
Можно ничего не знать о жутко знаменитых «петровских казнях»; можно не брать во внимание, что беспредельную власть чиновника, с которой Россия не может совладать до сих пор, ввел именно Петр; можно не видеть в его методах террора[305] связующего звена от методов инквизиции[306] к методам чрезвычайки. Можно даже признать (чего Любищев не делал), что высокая цель оправдывает мерзкие средства. Всё это можно если не принять, то понять. Но как можно писать о вторичном закрепощении крестьян с негодованием и напрочь умолчать при этом, что именно Петр сделал его всеобщим и уравнял крестьян с рабами юридически?
И ведь об этом Любищев мог прочесть в самых известных источниках, например, в словаре Брокгауза-Ефрона, где крупный историк права писал: «Рядом указов 1719–1722 гг., вызванных введением подушной подати… для крестьян водворилось формальное рабство». Про то же упоминал даже учебник истории С. Ф. Платонова, по которому сам Любищев, вероятно, учился в школе. Там же говорилось, что основные реформы, приписываемые Петру, начались до него. Далее, по Платонову: «при Петре началась продажа крестьян без земли не только семьями, но и в розницу». Добавлю: Петр, наделив правом владеть людьми купечество, породил класс крепостных рабочих (до этого и Грозный не додумался), сбор налогов отдал генералам, с этого кормившимся, чем обратил армию в оккупантов (она при Петре стала жить «по квартирам», вконец разоряя нищее население). И ведь Любищев книги Платонова упоминал.