123 Здесь я не буду подробно останавливаться на различных аспектах этого quaternio, поскольку я уже это сделал в отдельном исследовании[582]. Quaternio такого рода являются логическими характеристиками гностического мышления, которое Koepgen метко назвал "кольцеобразным"[583]. Мы уже встречались с подобными фигурами, когда рассматривали противоположности, которые часто выстраиваются в quaternio. Ритм обеих схем разделяется на три фазы:
………………...............Начало …............Развитие…….......Цель
Алхимический:..……Источник ………………Солнце…………… .Сын
........……………………….Меркурий………………Луна…………........Меркурий
..…………………………Создатель…………Развитие…………......Параклет
...........................................конфликта……….…....Святой Дух.
Христианский:......................Спаситель…............Церковь
.........…………………………………………………………………………….или
…..……………………… Отец…………….…..Дьявол………....……….Царство Божье
124 Алхимическая драма развивается снизу вверх, от тьмы земли к крылатому, духовному filius macrocosmi и к lux moderna[584]; христианская драма, наоборот, представляет нисхождение от Царства Божия к земле. Возникает ощущение зеркального мира, как если бы нисхождение е небес Бого-человека (как в гностической легенде) отражалось в черных водах Физис. Бессознательное и осознающий разум в определенной степени дополняют друг друга, что доказывают элементарные психогенные симптомы и сны, вызванные простыми соматическими стимулами[585]. (Отсюда странная идея, пропагандируемая, например, Рудольфом Штайнером, что Потусторонний Мир обладает качествами, дополняющими качества нашего мира.) Однако, тщательные наблюдения и анализ показывают, что не все сновидения можно рассматривать, как простые дополняющие средства, но следует их толковать, скорее, как попытки "компенсации", хотя это не мешает многим сновидениям иметь, на первый взгляд, явно дополняющий характер. Точно также мы можем рассматривать алхимическое движение как отражение движения христианского[586]. Коепген делает значительное различие между двумя аспектами Христа: нисходящий, воплощенный Бог, и восходящий, гностический Христос, который возвращается к Отцу. Мы не можем считать последнего аналогом алхимического filius regius, хотя схема Ко-епгена предлагает точную параллель алхимической ситуации[587]. Фигура искупителя в алхимии несоизмерима с Христом. Если Христос есть Бог и рожден Отцом, то filius regius есть душа природы, рожденная создающим мир Логосом, Sapientia Dei, погруженным в материю. Filius regius тоже является сыном Божьим, но более далеким и зачатым не в утробе Девы Марии, а в утробе Матери Природы: он есть "третий сын", как сказали бы василиане[588]. Рассматривая концептуальную структуру этого filius, нельзя говорить ни о каком традиционном влиянии; он — это скорее автохонный продукт, происходящий из бессознательного, логическое развитие тенденций, которые достигли поля сознания уже в начале христианской веры, подгоняемые той же самой бессознательной необходимостью, которая привела к последующему развитию идей. Ибо, как показал наш современный опыт, коллективное бессознательное — это живой процессv следующий своим внутренним законам и в назначенное время вырывающийся наружу, подобно гейзеру. То, что в алхимии это приняло такую предельно усложненную форму, объясняется огромными психологическими трудностями антагонистического мышления, которое постоянно наталкивается на потребность в логической последовательности метафизических фигур и их эмоциональной абсолютности. "Bonum superexedens"[589] Бога не допускает никакой интеграции со злом. Хотя Николай Кузанский рискнул высказать смелую мысль о coincidentia oppositorum, ее логическое следствие — относительность концепции Бога — оказалось катастрофическим для Ангелуса Силезиуса, и на могиле последнего лежат только высохшие лавры поэта. Вместе с Якобом Бёме он выпил из источника Матери Алхимии. Алхимики также захлебнулись в своих собственных противоречиях.