Мыслящий тростник

— Сразу видно, — вдруг выпалил он, — что ты никогда не читал Гомера.

Все с недоумением уставились на него.

— Действительно не читал, — сказал Жан-Пьер, меньше всего ожидавший такого выпада. — Ну и что?

— Вот если бы ты читал Гомера, ты бы знал, что греческие воины пировали, прежде чем сжечь на костре павших в бою героев… Вначале пир, а потом похороны.

Жан-Пьер отхлебнул глоток шампанского.

— Понял, — сказал он все так же невозмутимо. — Мы присутствуем при археологической реконструкции древних обрядов.

— А теперь спать! — решительно проговорила Дельфина и встала. — Четыре часа. Пора!

Минут пять спустя супруги обсуждали в своей спальне этот удивительный вечер. Марсиаль был смущен, ему было, пожалуй, даже стыдно.

— Жан-Пьер прав, — сказал он. — Не знаю, что это на меня нашло… После того, что случилось… А ведь я испытываю горе, уверяю тебя. Ты-то хоть мне веришь?

— Конечно, верю. Это вполне естественная реакция. Ты пережил потрясение, но попытался его как-то заглушить. Вот и все.

— Да, да, именно так… Но все же я, кажется, чересчур далеко зашел. Надеюсь, тетю это не слишком покоробило?

— Да нет, все в порядке. Ты же видел, как она была рада приятно провести с нами время. Мы и вправду хорошо посмеялись. Давно уже мы не проводили вместе таких счастливых минут. Так вот… Не угрызайся… Поверь мне… — сказала Дельфина снисходительно.

Мадам Сарла обожала похороны. Она пожелала проводить Феликса в последний путь. «Несчастные люди, я думаю, у них соберется немного народу. Пойду хотя бы из милосердия».

Народу и в самом деле собралось немного. Марсиаль был удивлен, что рядом с тремя членами семьи Феликса (жена, сын и дочь) стояли «удрученные горем» семь или восемь незнакомых ему люден. Кто были эти многочисленные родственники? Зятья? Невестки? Быть может, кузены? Феликс никогда не упоминал о них. Однако он, видно, время от времени с ними встречался. И Марсиаль подумал, что он ничего не знал о жизни Феликса и о его окружении. Никогда этим не интересовался и не задавал никаких вопросов на этот счет. Сколько равнодушия подчас заключено в дружбе!.. Казалось, смерть Феликса извлекла из туманной тьмы эти столь же туманные персонажи, где они иначе пребывали бы по-прежнему никем не замеченные. Остальные присутствующие были, по-видимому, его соседями или сослуживцами. Венок украшала лента с надписью: «Нашему коллеге с прискорбием». При виде этого венка сжималось сердце, Марсиаль не мог понять почему. Он взглядом поискал огромный букет хризантем, который послал сегодня утром, и мысленно обрадовался, что не постоял за ценой. Букет был роскошный и — это сразу видно — очень дорогой. Золотистые цветы сияли на черном крепе и с очевидностью свидетельствовали, что Феликс — человек почтенный.

Маленький траурный кортеж тронулся в путь. Господи, до чего же эти люди были в большинстве своем незврачны! И уродливы!.. «Счастье еще, что мы здесь, — подумал Марсиаль. — Мы по крайней мере выглядим более пристойно. Даже тетя Берта. Хоть и заметно, что она провинциалка, но сразу скажешь, что настоящая дама». Несколько секунд Марсиаль наблюдал за мадам Сарла, и ему захотелось улыбнуться. Ни одна подробность церемонии не ускользала от ее проницательного взгляда. Исполненная достоинства осанка и сосредоточенная невозмутимость лица были лишь фасадом, за которым работало неуемное любопытство, словно беззвучный регистрирующий прибор. Несомненно, дома, за столом, она поделится своими наблюдениями. Марсиаль подумал, что тетя Берта не пропускала ничьих похорон не потому, что любила смерть, а потому, что любила жизнь ненасытной любовью. Однако, если бы ей это сказать, она бы, наверно, сильно обиделась.