Первая операция была сделана в 1957 году, а последняя, девятая — спустя два года и восемь месяцев, в 1959 году. Вместо предполагавшихся девятисот квадратных сантиметров пришлось удалить одну тысячу четыреста. Дело в том, что девочка за это время быстро росла, как и все дети ее возраста. Вместе с ней ширилось и пятно. Возможно, если бы интервалы между операциями были короче, то и число их можно было бы сократить. Но здесь уже влияли другие силы — мама, здоровье девочки, летние периоды, возможности госпитализации, карантины и прочее.
Успех операции был поразительным. Вместо множества рубцов — один в виде перевернутой буквы «Т». Правда, рубец широкий, но я обещал девочке, что, когда она перестанет расти, а следовательно, исчезнет угроза и увеличения рубца, мы ей его иссечем, наложим косметический шов и никто никогда не догадается о том, что у нее было.
История эта имела странное продолжение.
Статья с описанием операции у Оленьки К. была опубликована вначале у нас, а затем в журнале «Вестник детской хирургии» в Италии. Через два года в адрес главы нашего правительства пришло письмо, которое через Министерство здравоохранения передали мне. В этом письме было написано следующее: «Я молодая и красивая итальянская девушка. У меня тяжелое заболевание, которое успешно излечивают в вашей стране. Прошу вас переслать это письмо доктору, занимающемуся моим заболеванием, и разрешить мне приехать для лечения к вам».
Началась длительная и бесплодная переписка. Потребовались фотографии, которых мы так и не дождались. Следовало выяснить, какого размера опухоль и возможно ли в этом возрасте (девушке было 23 года) ее удалить. Особую сложность представлял вопрос, где оперировать и где больная будет проводить время между операциями. Ездить туда и обратно — дело практически невозможное. На одно из своих писем я ответа не получил и, грешным делом, подумал, что девушка отказалась от мысли лечиться. Прошло еще несколько лет. Как-то мне пришлось поехать в Италию в командировку в порядке научного обмена. Кроме обычной программы, были запланированы мои доклады и лекции по линии общества дружбы «Италия — СССР». На всякий случай я взял с собой адрес моей корреспондентки. И не напрасно. Когда на два дня я попал в город, где она жила, переводчица из общества дружбы отвезла меня к ней. Ее родители содержали небольшую лавочку, а жили на втором этаже того же дома. После осмотра мы договорились рано утром следующего дня встретиться в отеле вместе с ее «профессоре» — лечащим врачом. Меня интересовал лишь один вопрос: отчего выполнение этой операции нельзя было организовать на месте? Технически она несложная. Речь шла лишь о том, чтобы на протяжении нескольких лет ее госпитализировали в хирургическое отделение и терпеливо, этап за этапом иссекали пораженную кожу. Но тут выяснилось, что для этих повторных операций денег и сбережений этого семейства недостаточно. Коек в местном муниципальном госпитале с трудом хватало на выполнение экстренных операций…
Мы расстались, огорченные сложившейся ситуацией. Однако ничего не поделаешь. Так я получил предметный урок под названием «Буржуазная медицина». Оказалось, что наряду с учреждениями, где проводятся блестящие операции на сердце, прекрасными клиниками для детей, в Италии возможно и такое нелепое, на наш взгляд, положение, когда и операция придумана, и сделать ее нетрудно. Но негде, некому, а главное — не на что…
Гангрена
Из родильного дома ее выписали два дня назад. А сегодня утром мать заметила, что четвертый палец на левой стопе у девочки стал темнеть. Вот она и привезла ее к нам в приемный покой. Что это значит? Детский врач из поликлиники сказала: «Что такое, я не знаю. Никогда не видела. Срочно отправляйтесь в больницу». А я тоже никогда не видел. И все врачи, которые в этот день дежурили, не видели: и инфекционист, и опытный педиатр, и отоларинголог.
Ребенка мы поместили в нашу грудничковую палату. При первой же передышке в работе я пошел его навестить. Мне припомнилось, как одна наша очень старая нянечка еще в 1947 году рассказывала, что Нил Федорович Филатов, когда не знал, какая болезнь у ребенка, брал его в свой кабинет. А у него всегда было очень тепло. Ребеночка разденет. Сядет за стол и думает. То что-то пишет, а то посмотрит на дитя. А потом раз — и все у него ясно! Болезнь определил…
Девочку положили на пеленальный столик и раздели догола, зажгли большую яркую лампу. Нормальная девочка. Водянистые голубые глазки медленно поворачиваются то влево, то вправо. Лежит спокойно, не плачет. Палец темный. Еще темнее, чем раньше. А может, так кажется на ярком свету? Я посидел за столом. Подумал. Ничего путного придумать не мог. Тогда я вспомнил, что на столе у дежурной сестры лежит лупа. Зачем она ей? Непонятно.
— Галя! Зачем у тебя лупа?
— Болит палец — не то заноза, не то стекло от ампулы попало. Под лупой виднее…