Мысли о мыслящем

Таким образом, тот момент отрицания наличного бытия, который субъективно воспринимается как зло, на самом деле играет роль движущего фактора, благодаря которому происходит мировое развитие. Отрицание оборачивается утверждением: отрицая статичные состояния, бытие утверждается как динамический процесс, то есть как истинно сущее и актуальное. Это подобно тому, как велосипед сохраняет равновесие, находясь в движении, — если он остановится, равновесие будет потеряно. В каком-то смысле любая остановка, любое статичное состояние является злом; так что, можно сказать, зло — это норма, и такое зло будет всегда. Разумеется, есть разница между тем, когда мы, например, переводим взгляд, потому что нам надоело смотреть в одну точку, или поворачиваемся, лежа на диване и чувствуя, что начинают затекать мышцы, и тем, когда мы отводим взгляд от раздавленного машиной голубя или отдергиваем руку от горящего пламени. Но в любом случае ситуация провоцирует наше движение. Иногда, возможно, хочется вслед за Фаустом воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!», — но это лишь поэтический образ; и обозначает он не стремление все прекратить и замереть, а желание снова и снова данное мгновение переживать как некий стационарный процесс. Однако даже то, что кажется бесконечно притягательным и желанным, обычно рано или поздно приедается, и мы начинаем желать уже хоть какого-нибудь развития и изменения.

Однако ведь существуют крайние формы зла (которые мы, собственно, и называем злом). Неужели они также нужны? Очевидно, что такие явления нельзя назвать необходимыми, хотя они, возможно, придают больший импульс развитию. Но сама природа зла с неизбежностью их порождает как случайные отклонения (так, все живое неизбежно умрет, но смерть каждого индивида в чем-то случайна, поскольку происходит именно в данный момент и при данных обстоятельствах). Вместе с тем по мере развития мира таких случайностей должно становиться все меньше, благодаря разумной направленности развития к большему единству и более гармоничному сочетанию всех движущих сил.

Пока мы такой гармонии не достигли, но это говорит лишь о том, что процесс развития имеет свою историю, и мы переживаем конкретный ее этап, который можно назвать начальным. Невозможно начать строить трехэтажное здание сразу с третьего этажа — прежде чем до него дойдет очередь, нужно сначала заложить фундамент, а потом возвести первые два этажа. Но может быть, Бог просто несовершенный строитель и потому вынужден соблюдать подобный порядок? Возможно, Гераклит и гностики правы, и Бог — лишь неразумное дитя, которому только предстоит обрести подлинный разум? При всей антропоморфности таких метафор, в них, пожалуй, присутствует рациональное зерно. Заключается оно в том, что самораскрытие божественной природы происходит постепенно по имманентным ей законам. Нельзя ускорить этот процесс или исключить из него отдельные этапы. Начальное несовершенство является неизбежной расплатой за саму возможность развития. Причем несовершенство это относительное: более ранние этапы лишь менее совершенны, чем последующие, но и те и другие причастны истинному, актуальному бытию. Высшее же совершенство, абсолютная полнота бытия состоит в живом, разумном и направленном движении, объединяющем в себе все эти этапы. Именно движение создает гармонию, баланс мирового целого (напомню пример с велосипедом). Равновесие достигается через неустойчивость, утверждение — через отрицание. Такова диалектика бытия. Однако пребывая в неустойчивости и отрицании, невозможно увидеть гармоничную общую картину. Чтобы понять, почувствовать целое, мы должны выйти за узкие рамки, ограничивающие наше бытие, и соединиться с этим целым.

Подводя итог, скажу, повторив слова Лейбница, что наш мир — лучший из возможных миров (хотя бы потому, что единственный реальный). Лейбниц приводил этот тезис как главный аргумент в своей теодицее. Действительно, совершенство целого оправдывает, искупает неизбежные несовершенства частностей. К тому же, как уже говорилось, эти несовершенства являются призрачными и преходящими.