Общеизвестно, что главная функция сознания — отражение внешнего мира. Эта способность вообще свойственна материи. Но наше сознание обладает особой пластичностью и реактивностью, благодаря чему оно может разнообразно реагировать на разнообразные воздействия. При этом физические реакции сознания, в конечном счете воплощающиеся в поведенческих актах, дополняются внутренним переживанием. И если физические реакции очевидным образом зависят от степени пластичности и реактивности физического носителя сознания, а также от суммы предыдущего опыта — то есть, по сути, от количественных характеристик, — то внутреннее переживание, хотя оно и связано с физическими реакциями, все же само по себе имеет другую основу. Все количественные различия материальных структур выступают вовне, в сферу явлений и физических свойств материи; внутренние же свойства материи как бы остаются «в сухом остатке». Таким образом, ментальное можно условно разделить на две составляющие: «физическую», непосредственно связанную с физическими реакциями сознания (то есть с его
Более конкретно определить, что это за «внутренняя составляющая», можно путем интроспекции. Очевидным кандидатом на ее роль является ощущение своего внутреннего «я» как некой целостной сущности, причастной бытию. Это ощущение в качестве инварианта сопровождает любую деятельность сознания. Те примеры психических заболеваний, связанных с диссоциативными расстройствами личности, которые иногда приводятся для доказательства условности, иллюзорности «я», на самом деле лишь показывают условный, номинальный характер понятия человеческой личности, а никак не внутреннего «я»: при всех патологиях у человека сохраняются субъективное восприятие бытия и соответствующие реакции организма на внешние раздражители (пусть и в измененном виде).
Ощущение «я» постоянно с нами. В каком-то смысле, оно не покидает нас даже во сне без сновидений (вряд ли кто-то всерьез считает, что его сознание
Эту мысль нельзя назвать чересчур оригинальной. Аналогичную идею высказывал, например, Эрнст Мах: «Разумное… физическое исследование приведет к анализу чувственных ощущений. Мы тогда познаем, что наш голод не столь уж существенно различен от стремления серной кислоты к цинку и наша воля не так уж различна от давления камня на подставку, как это кажется в настоящее время. Мы тогда снова почувствуем себя ближе к природе, не разлагая ни себя самих на непонятную более для нас кучу молекул, ни природу — на систему привидений»[38]. Шопенгауэр, как известно, тоже считал, что воля является движущей силой происходящих в природе процессов. Похожую идею «жизненного порыва» (правда, применительно лишь к живой природе) разрабатывал Бергсон.
Феномен воли заслуживает особого рассмотрения. На его уникальность указывает феноменологический анализ явлений сознания. Если наши ощущения можно декомпозировать в соответствии со структурой текущего опыта, которым они вызваны, наши мысли можно разложить на составляющие их элементы предыдущего опыта, а чувства и эмоции можно свести — пусть с долей условности — к неким вариациям стремления или избегания, то эти последние, представляющие собой модификации воли (понимаемой в широком смысле как способность сознания к активным проявлениям), уже не поддаются анализу и редукции. Невозможно объяснить, что значит испытывать притяжение или отталкивание, не впадая в тавтологию. Мы просто ощущаем в себе соответствующий элементарный порыв. Такие элементарные волевые акты следует рассматривать как непосредственное выражение сущности сознания, его внутренних свойств. Применяя понятие воли как причины действий к самодвижению материи, логично предположить, что именно эти акты сопровождают все эволюции материальных структур.
Таким образом, воля и ощущение своего индивидуального бытия (своего «я») предположительно составляют тот комплекс элементарных переживаний —