Мысли

75 (389). Екклезиаст доказывает, что человек без Бога лишен всякого знания и неизбежно несчастлив, ибо это несчастье – желать и не мочь. Ведь он хочет быть счастливым и уверенным в какой-то истине. Однако он не может ни достичь знания, ни отказаться от желания знать. Он не может даже сомневаться.

76 (73). 13. (Но, быть может, этот предмет за пределами человеческого разума. Посмотрим же, что он придумал в том, что ему по силам. Если есть что-то, к чему собственные интересы побуждают его приложить самые серьезные старания, то это поиски высшего блага. Итак, в чем же его находят эти мощные и проницательные умы, и согласны ли они между собою?

Один говорит, что высшее благо – в добродетели, другой – в сладострастии, третий – в следовании природе, четвертый – в истине – felix qui potuit rerum cognoscere causas[25], пятый – в полном неведении, шестой – в праздности, седьмой – в том, чтобы не поддаваться обманчивой видимости, восьмой – в том, чтобы ничему не удивляться – nihil mirari prope res una quae possit facere et servare beatum[26], а славные пирронисты – в своей атараксии, вечном сомнении и колебании. А самые мудрые полагают, что найти его нельзя, даже в мечтах. Вот нам и награда.

сумела понять самое себя. Послушаем, что говорят об этом наставники человечества. Что они думают о ее сущности? Оказались ли они удачливее в поисках ее местопребывания? Что они узнали о ее происхождении, сроке жизни, расставании с телом?

Значит ли это, что душа – слишком возвышенный предмет для ее слабого разумения? Тогда спустимся к материи. Посмотрим, знает ли душа, из чего сделано то тело, в которое она вдыхает жизнь, и другие тела, которые она созерцает и перемещает по своему усмотрению.

Что же знают об этом наши великие догматики, от коих ничто не скрыто?

Harum sententiarium[27].

Без сомнения, этого было бы довольно, если бы разум был разумен. Он достаточно разумен для того, чтобы признать, что не смог пока найти ничего бесспорного. Но он еще не отчаивается когда-нибудь это сделать; напротив, он по-прежнему исполнен рвения в этих поисках и уверен, что у него хватит сил для такой победы.

Надо довести это до конца; проверив его силы по их достижениям, исследуем их самих по себе. Посмотрим, если ли у разума силы и средства познать истину.)

IV. Скука

77 (152). Гордыня.

Любознательность – это всего лишь тщеславие. Чаще всего люди ищут знаний только для того, чтобы поговорить об этом; кто бы пустился в морское плавание, чтобы не проронить о нем ни слова и ради единственного удовольствия повидать мир, без надежды об этом рассказать.

78 (126). Описание человека.

Зависимость, жажда независимости, нужда.

79 (128). Люди порывают с привычными занятиями от скуки. Мужчина спокойно живет в своей семье; стоит ему увидеть привлекательную женщину, поиграть 5 или 6 дней в свое удовольствие – и он уже чувствует себя несчастным, вернувшись к прежнему состоянию. Вот самая обыкновенная вещь на свете.

V. Причины вещей

80 (317). Почтение означает: поступитесь своими удобствами.

Это кажется суетно, а на самом деле очень правильно: я бы, конечно, потревожил себя, если бы вам это было нужно, коль скоро я это делаю безо всякой для вас надобности. К тому же, знаки почтения нужны для того, чтобы отличать высших. Если бы почтение выражалось сидением в кресле, мы бы почитали всех, и никакого отличия не было бы. Но вскочив с места, мы проводим это отличие очень ясно.

81 (299). Единственные всеобщие правила – это законы страны в делах обыкновенных и мнение большинства в остальном. В чем тут причина? В силе.

И поэтому короли, обладающие силой, не следуют мнению большинства своих министров.

Без сомнения, имущественное равенство справедливо, но…

Не умея сделать так, чтобы сила повиновалась справедливости, мы представляем справедливым повиновение силе. Не умея усилить справедливость, мы оправдываем силу, чтобы соединить справедливость с силой ради установления мира, который есть высшее благо.

82 (271). Мудрость велит нам вернуться в детство. Nisi efficiamini sicut parvuli[28].

83 (327). Простые люди судят о вещах верно, потому что они пребывают в естественном неведении, как и подобает человеку. У знания две крайности, и крайности эти сходятся: одна – полное естественное неведение, с которым человек рождается на свет; другая крайность – та точка, на которой великие умы, объявшие все доступное людям знание, обнаруживают, что они не знают ничего, и возвращаются к тому самому невежеству, откуда начали свой путь; но это невежество умное, сознающее себя. А те между этими двумя крайностями, кто утратили неведение естественное и не обрели другого, тешатся крохами поверхностного знания и строят из себя умников. Они-то и сбивают людей с толку и ложно судят обо всем.

Простые люди и мудрецы поддерживают течение жизни; а эти его презирают, и им платят тем же. Они судят ложно обо всех вещах, а остальные судят верно.

84 (79). (Декарт.