Или другая история. Однажды на девочку налетел Пожарный — глаза сверкают, огнем и паром дышит, обвязал ее своими множественными телами, душит и не пускает ее. Но тут подскакал Милиционер, согнал Пожарного с девочки, не устрашившись оскала трех его голов, и загнал обратно под землю. А девочка впоследствии родила сына — Морячка, Голландца Летучего.
Но это так, чтобы дать конкретное представление о работе Милицанера.
А вот, скажем, Милицанер встречает Моряка и говорит ему: Послужи-ка, брат, народу!
Или встречает террориста и говорит ему: Ты — дисгармоничный духом анархист, а я есть правильность на этом свете! — А я люблю волю, уйди! Не посмотрю, что вооружен, убью! — Милицанер же отвечал как власть имущий: Ты убить меня не можешь! Плоть поразишь! Порвешь мундир и кожу! Но образ мой мощней, чем твоя страсть!
То же самое трактуемо как строка стихотворения:
<НРЗБ> А защитит? кто защитит-то нас? кто защитит от бед и напастей нас? — только Милицанер! Когда темной ночью среди мрачной улицы в пустоте, среди шарахающихся и перебегающих теней, чуя спиной чье-то дыхание настигающее, чьи-то пальцы на шее своей, тонкое лезвие игривое в подобранном от ужаса боку своем, лязг клыков чьих-то над ухом самым своим, хохот, визг, вой и взлязгивания, потоки жижи, бульканье и вскидывания, разломы прямо через Площадь Красную пробегающие и в Андах гулом отзывающиеся, град камней огненных с Университета на Ленинских горах сыпящихся, лава и потоки огненные ревущие! и вдруг Милицанер, вертикально стоящий! и ты бросаешься к нему: О, дядя-Милицанер! защити! спаси! Он гладит тебя с мягкой своей улыбкой по головке, а ты все рыдаешь: дддядддя-Милицанер! А он все гладит тебя по головке: Да, да, все это трактуемо как конец света, дитя мое, но терпи, терпи, блюдя закон! — Ддддядддя-Милицанер! Прими его, как камень в сердце! — Да, да, дяденька-Милицанер! — Закон, закон! он над всем царствует победу!! — И над хлябями этими! — И над хлябями! — И над потоками камней огненных? — И над потоком камней огненных! — Неужели и они усмиряемы? — И они усмиряемы! — И над ужасом? — И над ужасом! — Но ведь бывает иногда такое неописуемое, такое немыслимое, что миллионы содрогаются и падают ничком, шкурой звериной содрогаясь, ведь бывает же такое? — Бывает! — Ведь бывает же, что нету сил низших и высших? — Да, бывает! — И что же? — И над этим всем закон царствует победу! — Неужели, неужели, это ты Сталина убил?! — Да, я! — Ты? Ты? Ты убил Сталина? — Да, да, я его убил! — Но ведь он же был непобедим! — Да, непобедим, но я его все-таки убил! — Ты убил? — Я убил! — Ты, ты убил? — Я, я убил! — Господи, это ты убил! — Да, я убил! — Не верится, не верится, что ты убил! — Да, я убил! — Ты убил! — Я убил! — Ты убил! — Я убил! — Ты убил, убил, убил! — Да, да, я убил! убил! убил! убил!
Вот так вот все это трактуемо как Милицанер (московский).
Жизнь как перемещение и продувание
1990-e
Мини-буксы появились в пределах серии манипулятивных текстов (в отличие от виртуальных), предназначенной для перелистывания, верчения в руках, рассматривания со всех сторон. Основной идеей самих же Мини-буксов было обнаружение и обнажение интенции, подвигающей просто перелистывать книжечку. То есть не следование тексту, механически обрывающемуся на каждой странице и практически безразличному к ее размерам и пространственному положению, существующему в метакнижном пространстве, смиряющемуся до пространственного существования.
Мне же хотелось, чтобы листающий уподобился ветру, перебирающему страницы в некой задумчивости, не особенно-то и вникая в текст, который легко может быть заменен любым подобным же.
Либо уподобился бы перебирающему четки, где единица текста четко и незыблемо связана с единицей счета и пространства.
Или уподобился бы флейтисту, продувающему дыханием пространство флейты, издавая нежный и тревожащий звук, который есть в общем-то перемещение и жизнь воздуха.
[Предуведомление к «оральным» жанрам]
1990-е
Практикуемый мной в последнее время жанр Оральных кантат (Оральный имеет три этимологических извода: орать — кричать; оральный — из полости рта; орать — работать, пахать по-древнерусски) существует в трех видах — как текст; в сонорном авторском исполнении; как действо рода перформанса в исполнении автора-поэта и любого состава рок- или джаз-музыкантов.
Три такие кантаты были исполнены мною совместно с ударником Тарасовым в декабре 1985 года.
Структурой всех трех кантат была азбука — известный жанр, когда содержание развертывается в соответствии с последовательностью букв алфавита. Каждой букве предпослано предуведомление, служащее пояснению авторской позиции, либо служащее эмоциональному настрою слушателей-зрителей.