— Нашего секса?
— Нет! Ваших тисканий!
— На фотошоп не проверял?
Молчу. Держу. Дышу.
— Ты из-за этого привел в нашу постель ту брюнетку?
— Какую, блять, брюнетку?
Реально не понимаю, о чем она, вообще ничего не понимаю. Ничего.
Мышка смотрит внимательно, губы кривятся в усмешке.
— Не помнишь даже? Их много было… во время наших отношений?
— Ты… — у меня в очередной раз нет слов, один мат. А мат сейчас — малопродуктивен. — Ты… С чего ты… У меня никого… Какого хера ты…
— Я вас видела, — спокойно прерывает она мой бессвязный бред, и продолжает, словно гвозди в башку бьет, по одному. Насмерть сразу. — В том клубе, где ты… деловую встречу проводил. Интересный выбор места переговоров. И потом, утром, когда вы вдвоем из подъезда выходили.
Сказать, что я в шоке — вообще ничего не сказать. Шок — это не то слово, которое тут подходит. Таких слов нет в языке. Я их не знаю, по крайней мере.
Мышь не упускает момент и, резко крутанувшись, выворачивается из моих лап, отпрыгивает сразу на метр в сторону двери.
Дышит тяжело, смотрит злобно. И эти эмоции уже ласкают, после ледяного-то безмолвия.
— Ты, Тимур, в следующий раз, когда решишь поиграть в отношения, иди на Казанский, и прямо с поезда лохушку себе лови. Так оно вернее будет. И с друзьями ее не знакомь.
Она отступает в сторону двери, медленно, но очень целеустремленно, не сводя с меня бешеного жесткого взгляда.
— А еще мой тебе совет: проверь своего друга, он себя странно ведет, ощущение, что ревнует. Может, хочет сам к тебе в кровать залезть, вот и расчищает себе местечко?
— Стоять.
— Ну уж нет, Тимур Анварович, у меня работы полно.
— Стоять, я сказал.
Шагаю к ней, но Мышка разворачивается, открывает дверь и вылетает прочь из квартиры, только волосы из распавшегося во время нашего эмоционального разговора хвоста мелькают.
Но в этот раз я отступать вообще не собираюсь.
Эта стерва мне все пояснит.
Вот только поймаю.
В коридоре, слава яйцам, пусто. И некому пронаблюдать нашу дурацкую погоню волка за мышью. Я не особо тороплюсь, знаю, что ей некуда деваться, коридор длинный, но конец-то у него есть.
Она бежит впереди, лодыжки точеные мелькают быстро-быстро. Не оглядывается, кожей ощущая погоню.
Я иду, пытаясь хотя бы чуть-чуть тормознуть себя, привести в чувство. И, заодно, осмыслить ситуацию, в свете ее слов.
Видела меня. Видела. В «Арго», что ли? Моргаю, переключаясь на обрывки воспоминаний. Мы сидели с партнером… И девка. Точно, брюнетка. Липла, да.
А каким образом Мышь там оказалась? Кто-то навел? Первый вопрос готов.
Почему не подошла? Второй вопрос.
Почему потом свалила гулять по клубам? В принципе, ответ на него понятен и логичен, но хотелось бы конкретики. Особенно о том глумливом придурке, назвавшем меня «папиком».
Утром… Увидела меня, выходящим из подъезда. Сука, как неудачно все сложилось! Именно в тот момент! И мне приспичило эту овцу в квартиру пригласить, и Мышь это рассмотрела!
Понимаю, что, если брать за аксиому ее невиновность, то ситуация выглядит… Охуительно она выглядит.
И Мышь сзади выглядит охуительно. Форма эта… Ее запретить надо, бляха, на уровне приказа по холдингу. Слишком обтягивает. Слишком хочется сорвать.
Я торможу себя, пытаясь вернуться к списку вопросов, потому что далеко не все прояснено… И многое требует подтверждения. Вот только подтверждать будет, скорее всего, не Мышь.
А с ней я поговорю. Просто поговорю. До конца все узнаю. Про мужика того. Про Руса… Потому что первое, что я сделал, проверил фотки на подлинность.
Хлопает дверь прямо перед носом. Номер для командировочных.
Удар рукой по замку — и дорога открыта.
Захожу, закрываю.
Мышь стоит у окна, выставив перед собой какой-то нелепый веник. Откуда взяла? Не важно.
— Не подходите, Тимур Анварович!
— Опять на «вы»?
— Субординация.
— Брось.
— Нет.
— Брось, Мышь. Хватит бегать. Поговорим.
— Я вам все сказала. Все. Больше не хочу. Насчет финансовой стороны… Вычитайте мою зарплату полностью…
— Херню не пори. Иди сюда.
— Нет.
— Боишься, Мышь?
— Конечно. Вы очень несдержаны, Тимур Анварович. Уходите, а то я пойду в полицию. Сначала сниму побои, а потом…
— Какие побои, ты о чем?
— На плечах наверняка синяки.
— Да? Сейчас посмотрим.
Щетка летит в сторону, Мышь, упрямо закусив губу, дергается в моих руках, но я не пускаю, рву ворот форменного платья и пару секунд оторопело смотрю на темнеющие уже следы на белой-белой коже.
Мои пальцы на ее плече.
Это… Это должно быть больно. Ей наверняка было больно. Понимание режет по глазам, а темные пятна на нежной коже смотрятся… Остро. Хочется стереть их. Хочется убрать.
— Пусти, пусти меня, — яростно дергается в моих руках Мышка, и в ее голосе нет слез и просьбы. Приказ.
Не подчиняюсь.
Из головы пропадают все вопросы. Все, что наметил уточнить у нее, все, что хотел разъяснить… Ничего не остается, кроме этих черных пятен на белизне кожи.
И я не понимаю, когда, в какой момент касаюсь их губами.
Это… Это не взрыв, нет.
Это — забвение.
Падение в пустоту, в дикую, горячую бездну.