Мышка для Тимура

Ярость возвращает все на свои места.

Мы с ней оба — на своих местах.

И сейчас я с козырями. Я банкую.

Было!!!

— Ролевушку? Да, Тимур Анварович?

Ее улыбка, мягкая, сладкая такая — как удар. Прямо поддых. Причем, похлеще, чем братишка обычно лупит. Искр из глаз не сыплется, а вот слезы и краснота — запросто.

Моя очередь тупо моргать теперь, потому что Мышь перестает отступать и мягко шагает вперед. Ко мне, облокотившемуся о барную стойку.

Идет и по пути расстегивает пуговки на форменной одежде.

И я, как идиот, топлю в этих простых движениях жадный взгляд. Не могу оторваться от открывающейся белизны нежной кожи, ямочки между ключицами, зрелища того, как тонкие пальчики аккуратно и неспешно освобождают одну пуговицу за другой…

Под форменной одеждой — телесного цвета простой лифчик, который мне сейчас видеть нужнее и горячее, чем самые дорогие комплекты от известных брендов. Нужнее до боли. Тонкие чашки охватывают небольшую грудь, непроизвольно сглатываю, потому что во рту — фантомный вкус ее кожи. Сколько раз я облизывал эти стоячие соски, добиваясь, чтоб они еще сильнее сморщились? Сколько раз умирал от кайфа, просто аромат ее тела вдыхая?

Сука, как же не хватает всего этого! Как же нужно сейчас! Именно сейчас!

Мышка подходит близко. Очень близко.

Покорная добыча, она больше не прячется от кота, позволяет схватить себя, сжать… Сожрать.

Все так просто, да? Всего лишь много бабок, хотя, не особо их и много, на самом деле… Но для нее, для таких, как она, много.

И все. И она — готова полностью. Прекратила играть.

Кладет ладошки на мои бедра, и, клянусь, они прожигают через ткань брюк! Смотрит в глаза коротко, снизу вверх — идеально! Взмах ресницами — переводит взгляд по животу — к своим рукам.

И ведет пальчиками по бедрам — выше, к паху, где очень ясно угадывается ответ на ее поведение. Любое поведение! Она на меня удивительно действует: огрызается — хочу ее, ластится — хочу ее, равнодушничает — еще больше хочу!

Наблюдаю, не вмешиваясь, давая полную свободу в поведении. Только стакан на место ставлю, чтоб скрыть внезапную дрожь рук. И очень сильно, сука, надеюсь, что лицо все же удается сдержать!

— Какую именно ролевушку вы хотите, Тимур Анварович? — мурлычет она сладко и улыбается. Губы пухлые такие. Сжать зубами, до крови. Чтоб вскрикнула. — Горничная и гость? Секретарша и начальник? Большой босс на переговорах и эскортница? Или… провинциалка и богатенький мажор?

Меня дергает, словно током, от последнего предложения. Роль? Да? Я прав?

Сука, да я давно уже прав, я же знаю! Но какого хера сейчас так не по себе? И что с ее тоном?

Перевожу взгляд с губ к глазам. И немею буквально.

Моя Мышь плачет.

Нет, слез не видно, ресницы сухие, глаза блестят яростью и злостью. Но вот внутри… Она, словно робот из рассказа того известного фантаста, книгами которого я зачитывался в детстве. Она делает то, чего от нее ждут. И плачет внутри. Каким образом я это вообще сейчас ощущаю, через пелену дикой похоти, предвкушение долгожданного кайфа, просто бьющий меня нервяк — непонятно. Но ощущаю. И остро так.

Понимание, что сейчас происходит что-то дико неправильное, жуткое по своей сути, режет по-живому, заставляет оцепенеть в попытке переварить ситуацию, оценить, осмыслить.

А Мышь, покорно опустив ресницы, начинает аккуратно высвобождать полы рубашки из брюк, расстегивать ремень… Меня кроет абсолютно противоречивыми эмоциями: похотью и страхом.

Я безумно хочу, чтоб не тормозила, она мне нравится такой — покорной и на все готовой. Сейчас нравится!

И в то же время есть понимание, что сейчас происходит нечто настолько страшное, что, если не тормозну…

— Стой… — голос у меня хрипит, а внутри все воет, потому что пальчики останавливаются именно в тот момент, когда уже можно бы и член погладить. И фантомные прикосновения жгут похлеще, чем реальные. Организм, предвкушающий невероятный кайф, сейчас мне глубоко не благодарен, мягко говоря, но я пресекаю попытки стать животным и повторяю настойчивей и жестче, — стой. Посмотри на меня.

Поднимает подбородок, смотрит. Покорная какая. Мысль эта не моя, верней, она не от головы, а от разбушевавшейся похоти. Покорная. Моя. Запросто — на колени, член в рот. Губы пухлые вокруг ствола. Глаза — снизу вверх — на меня. Шелковые волосы в кулаке. Сука! Почему тормозишь???

— Почему ты тогда ушла? — мне, конечно, важен ответ на этот вопрос, важен, но важнее — ее реакция, та, глубинная, на которую я каким-то образом настроился, и которую сейчас улавливаю, — испугалась?

— Что? — она раскрывает рот, и порно-картинки шарашат в башке с еще большей скоростью, но я только зубы сжимаю, — чего испугалась?

— Сама знаешь, Мышь. Не придуривайся. Про Руса.