Мыши

– Ага. Вот только ресторан не очень милиционерский. По меню видно.

– Милиционер по должности не имеет права плохо жить. Если живет бедно – значит, честен, следовательно – опасен.

– А ты честный мент? Несгибаемый? Как Робокоп?

– У нас бы с Робокопа на второй день золотые контакты свинтитли, а остальное бы списали и сдали в металлолом.

Заметив, что бабочки-меню сложили крылья, официант поспешил к ним, чтобы принять заказ.

– Пиво на ваш выбор, только не очень горькое,-сказал ему Алексей, опасаясь, что не сумеет правильно прочитать иностранные названия.

"Да, надо знать языки, а то попросишь где-нибудь за границей цыпленка-табака, а принесут сигареты…"

– Так какой ты милиционер?-вернулась Лиза к прежней теме.-С большими звездами?

– Не очень. Я точу гайку и не хочу быть начальником.

– Бедняжка! Не досталось громких дел?

Комов улыбнулся воспоминаниям.

– Одно могло быть громким.

– Правда?

– Представь себе.

– Расскажи.

– По большому счету ничего ужасного. За два года до развала Союза, прямо в "ондатровом заповеднике"… Ты знаешь, что такое "ондатровый заповедник"?

– Нет.

– Квартал в Кунцево, где жили работники ЦК. И вот, представляешь, там вдруг объявился пророк.

– Пророк? Настоящий?

– Потерпи, узнаешь. Вид этот пророк имел следующий: разумеется, усы и борода; добротно построенное габардиновое пальто и валенки, на которых было вышито: "Вперед к коммунизму!". В руке он держал посох, обклеенный фольгой от мороженого, на шее висел будильник, а вся грудь и шапка увешаны значками.

– Вот это да!-восхищенно сказала Лиза.-Действительно, настоящий пророк!

– Слушай дальше. Меня как молодого работника послали на это несерьезное дело: составить протокол и упечь, куда надо, этого явного душевнобольного. "Зачем же вы, гражданин,-спросил я его,-ведете себя так неадекватно общественному порядку?" А он отвечает: "Через два года Советская власть падет, я должен ее защитить". И рассказал мне – совершенно точно – как всё будет. Я его слова записал и предложил направить в ЦК. Начальство прочитало, сказало: "Страна идиотов, и сам ты – такой же!" Порвало мою записку и велело благодарить. Так я упустил возможность прославиться.

– Да…-протянула Лиза,-Я уже давно заметила, что вся жизнь состоит из упущенных возможностей.

Было интересно наблюдать, как удивительно быстро у нее меняется выражение лица: одну секунду задумчивое и беззащитное, другую – упрямое и своевольное.

Вежливый молодой человек принес тарелки, на которых лежали кольца, нарезанные из тел бедных кальмаров, а также давленные помидоры и дольки лимона. Следом появились две кружки пива со стекающей по запотевшей стеклянной щеке слезой. Алексей ощутил легкое головокружение от этого великолепия, приобретенного на деньги Марата.

– Ну, что же,-сказал он, взглянув на часы.-Пятнадцать тридцать. Кофе пить уже поздно, а чай еще рано. Будем пить пиво и рассказывать друг другу о себе.

Они отпили из кружек и принялись за бедных кальмаров, поливая их лимонным соком.

– Ну?-спросил через некоторое время Комов.-Обо мне, можно сказать, всё известно. Теперь давай послушаем о тебе.

– Боюсь, ты не услышишь ничего особенного. Я вполне самостоятельная, обеспеченная женщина. Всё есть…

"… кроме мужа",-подумал Комов.

– Кроме мужа,-сказала она и засмеялась.-Впрочем, давно прошли времена, когда было стыдно не иметь мужа. Теперь стыдно не иметь модных джинсов.

– А Мишка откуда?-задал Комов терзавший его вопрос.

– Оттуда. Продукт жизненного опыта. Для полного комплекта осталось только добавить собаку.

– Зачем?

– А зачем собак заводят, не знаешь? Мужчины заводят собак, потому что собаки вернее женщин, женщины – потому что собаки вернее мужчин.

– Понятно,-сказал Комов.-Можно было сформулировить проще: разведена.

– Я гляжу, ты хороший милиционер.

– Профессионал.

– Ну, за тебя!

Они еще выпили пива, и Лиза сказала:

– Ты сам напросился, и теперь знаешь, что пригласил в ресторан брошенную жену. Только не подумай, что я хочу поплакаться тебе в жилетку, ты и не такие истории видел, правда?

– Увы,-согласился Комов.-Оскорбление, ограбление, изнасилование – из этих понятий складывается мозаика нашей жизни. Во всяком случае, для милиционера.

– Только умоляю: не надо профессиональных разговоров! Мне еще в школе надоели политика и экономика с философией.

– Зачем тогда были вуз, диплом?

– Для папы. А по жизни – мне бы вопросы попроще. У нас во дворе делали клумбу, а грязь не убрали. Почему? Вот мой главный философский вопрос.

– Да ладно!-сказал Комов.-Я же вижу, что ты не такая. Ты на себя наговариваешь.

– А какая? Ты мне напоминаешь одного доктора наук из института, где я работала, пока его не закрыли. Он говорил: это противоречит моей диссертации, поэтому быть не может.

– Кстати,-оживился Комов,-как так получилось, что институт закрыли? Такое солидное научное заведение – и паршивая частная контора его съела… Не Прыгунов же ваш опереточный, верно?

– Конечно не он. Приезжает иногда один человек, перед которым все стелятся.

– И кто он?