Мышеловка

На пороге стоял бородатый и обросший мужчина с красным, обветренным лицом. В руке он держал ведерко, в котором плескалась рыба.

— Принимайте! — произнес он. — Это вам подарок от всех нас. Свежая, только что поймана. Я — Валентин, мой брат вам рассказывал обо мне.

— Очень рад… Но зачем же? Я заплачу.

— Нет. Пусть это будет как бы в память об Арсении. Он очень много для меня сделал. Можно сказать, на ноги поставил, когда я плашмя лежал.

— Ну, спасибо… Хотите выпить?

Рыбак отрицательно покачал головой.

— О чем вы хотели меня спросить?

— О деде. Ведь это вы обнаружили первым его труп? В камышах?

— Я.

— И что дальше?

— Пошел к Громыхайлову. Мы его вместе и вытащили на берег, где посуше. Там он и лежал с полчаса, пока джип не подъехал. А потом его увезли на ледник, к доктору Мендлеву. Вот, собственно, и все. — Валентин замолчал, но я чувствовал, что он чего-то недоговаривает. Не хочет или боится кого-то?

— Валентин, давайте начистоту: вам что-нибудь показалось странным в утопленнике? Вспомните, это очень важно. Я подозреваю, что моего деда убили. А потом сбросили в воду. Были какие-то следы на трупе?

Рыбак тяжело вздохнул, поглядел на меня выцветшими на солнце бледно-бледно-голубымиглазами. В нем шла какая-то внутренняя борьба.

— Оставьте вы это, — сказал он наконец. — Ну да, была вмятина на виске… Я еще подумал, что его волной об камень ударило. Труп-то ведь долго в озере был. И носило его, и кидало, как мячик.

— А могли и живого стукнуть, — промолвил я.

— Могли, — согласился он. — Только кому это надо?

— А тому, кто вас предупреждал не рассказывать об этом. Ведь вас предупреждали? Кто?

— Люди Намцевича… — неохотно отозвался он. — Которые тело увезли.

— Почему?

— Не знаю. Сказали, чтобы я рот на замке держал.

— Слушайте, Валентин, а почему они у вас тут всем распоряжаются? Словно опричники. Чего вы терпите?

Рыбак пожал плечами, как будто это положение было вполне естественным. И если Советскую власть сменила власть Намцевича, то так и должно быть. Кто-то всегда доберется до шеи и усядется там, свесив ножки.

— Пойду я, — сказал он. — Будьте здоровы…

Я проводил его до калитки, а затем отнес ведерко с судачками к тетушке Краб. Она пообещала запечь их к обеду в тесте. А разглядев мой синяк, всплеснула руками:

— С кем это ты подрался, Вадим?

— Лошадь копытом звезданула, — ответил я.

— Это какая же лошадь? Микиты, что ли? У нас только она одна в поселке и есть. Только ведь старая уже, еле ноги волочит. Чем же ты ее раззадорил?

— Пучок горящей соломы под хвост сунул. Хотел посмотреть, что из этого выйдет.

— Врешь ты все, охламон, сочиняешь!

— Вру, тетушка, вру. Весь мир на лжи держится…

В одиннадцать часов я пешком отправился в уездный городок N. Солнце припекало, вдоль дороги тянулись высоченные сосны, а вокруг не было ни души. Если кто собирался меня убить, то идеальнее места не сыщешь. Как-то неуютно было идти, чувствуя, что где-то в зарослях может таиться враг. Я пожалел, что оставил дома ракетницу, которую прихватил из Москвы. Вещица почти безобидная, но пугнуть могла. Где-то на полпути я услышал за спиной тарахтенье мотоцикла. Повернувшись, я отступил к обочине. Вскоре показался и сам владелец этого незаменимого в сельской местности транспорта. Петр Громыхайлов в милицейской форме затормозил рядом со мной.

— Куда путь держишь? — строго спросил он. — По ягоды собрался? — Удивительно, но милиционер был совершенно трезв.

— В город, — ответил я, настороженно глядя на него. Я не забыл, что это именно он тащил тяжелое тело (деда?) вместе с кем-то из охранников Намцевича к озеру. И следователем по этому делу был его близкий приятель. Все здесь было как-то взаимосвязано, переплеталось, и концы клубка надежно укрывались от моих глаз.

— И мне туда же. Садись в коляску, подвезу… Откуда синяк? — спросил он, когда мы поехали.

— С водонапорной башни свалился.

— Это ничего, бывает… А может, вмазал кто?

— Может, и вмазал.

Я вдруг подумал, что одним из тех, кто на меня напал минувшим вечером, вполне мог оказаться и сам Громыхайлов. Судя по всему, он крепко сидел на крючке у Намцевича. Какую наживку он проглотил?

— Петя, а ведь ты влип, — неожиданно произнес я.

Громыхайлов слегка покосился на меня. Его борцовская шея напряглась.

— Ну-ка? Договаривай…

— Кое-кто видел, как ты тащил что-то в мешке к озеру. С одним из барбосов Намцевича. Накануне исчезновения деда.

Наверное, мне не стоило открывать свои карты раньше времени, но я не мог остановиться. Мне хотелось поскорее разрубить этот гордиев узел. Здесь, на пустынной дороге, мы были одни и… будь что будет.

— Кхе-кхе!.. — хохотнул милиционер. — Шутник ты, Вадим. Юморист эстрадный. А если мы козу в озеро бросили?

— Зачем?

— Бодливая была очень.

— Это не я шутник, Петя, а ты. Жванецкий прямо.

— А кто же нас видел? — поинтересовался милиционер.

— Девушка-Ночь.

— Кхе-кхе… Ладно, сам догадался. Не иначе как Мишка-Стрелец. Один он по ночам не спит… Нет, Вадик, ошибаешься ты. Я к смерти твоего деда не имею никакого отношения.

— А кто имеет?

— А вот этого я не знаю.

— Не знаешь или не скажешь?