1985 год и смерть Константина Черненко он до сих пор вспоминал с содроганием. Он помнил, как в лабораторию — скорее, переоборудованную операционную — ввезли труп генсека. Помнил, как пришёл Аркадий. Помнил, как у него самого чуть тряслись руки.
Глядя на обложенное льдом, голое мёртвое тело верховного лидера Советского Союза, Дмитрий Данилович думал необычную для себя мысль: вчера ты был на вершине мира, а сейчас — глупый мёртвый старик. И чего тогда вся эта власть стоила?
Он было хотел сказать это вслух, шепнуть на ухо Аркадию, который давно превратился из начальника в старшего друга, но тут случился конфуз.
По команде Дмитрия Даниловича лаборанты вкололи сыворотку: уколы необходимо было делать строго одновременно в обе сонные артерии покойного — искусственное сердце поддерживало кровоток в теле генсека.
Электроэнцефалограмма Черненко всё ещё показывала ровные волнистые линии: мозговой активности и пульса не было. Зато медленно и уверенно, как ракета над космодромом в Плесецке, начал подниматься и увеличиваться в размерах член товарища генерального секретаря. Он стремился ввысь и, казалось, старался дотянуться до ярких флуоресцентных ламп, освещавших операционную.
Один из лаборантов заржал. Это был не смех и не хохот, это было именно лошадиное ржание, прозвучавшее в повисшей гробовой тишине особенно неуместно.
Аркадий кричал. Кричал страшно. Ни до, ни после Дмитрий Данилович больше не видел своего товарища в таком состоянии. Он кричал, что все здесь присутствующие немедленно отправятся в ГУЛАГ. Да, он знал, что ГУЛАГ расформирован, но по такому случаю его откроют, уж не сомневайтесь. Даже семьи сотрудников института почувствуют его ярость и будут отправлены в Сибирь валить лес! Все, включая домашних животных!
С трудом Дмитрий Данилович сумел успокоить своего благодетеля, убедив его в том, что это нормальное явление, описанное ещё в средние века у повешенных. Особую иронию ситуации придавало то обстоятельство, что стояк у генсека стремительно перешёл в трупное окоченение, и лаборантам в конце концов пришлось отрезать строптивый орган хирургической пилой. Его упаковали в вакуумный пакет и положили покойному во внутренний карман пиджака.
Казалось, на этом история института должна завершиться, но Аркадий Борисович после нескольких месяцев молчания всё-таки позвонил, и все зажили как раньше.
Новый генсек им обоим не понравился. Во-первых, он узнал про институт и приехал с инспекцией. С лёгкой улыбкой он обошёл все пять подземных этажей. Закрывать не стал, но всем своим видом продемонстрировал пренебрежение к важному делу, которым занимались сотрудники института. Пренебрежение и неверие. Во-вторых, было в Михаиле Горбачёве что-то такое, что особенно задевало Аркадия Борисовича — какое-то ощущение новизны. Ощущение перемен, которые могли нарушить размеренный ритм его жизни. Правда, в полную силу он этих перемен не ощутил. Аркадий Борисович умер, не дожив до августовского путча 1991 года буквально неделю.
Когда рухнул СССР, Дмитрий Данилович решил, что теперь-то институт точно закроют. Но и на этот раз институту повезло. Деньги, пусть маленькие, продолжили поступать. Научный прорыв на них было сделать невозможно, поэтому, главным образом, институт и его работа пережили девяностые благодаря казусу с Черненко. Рецепт той самой сыворотки, введённой усопшему генсеку, Дмитрий Данилович сохранил и целое десятилетие за большие деньги лечил с её помощью импотенцию у московских бизнесменов и политиков.
Институт дожил до нулевых. Дмитрий Данилович давно потерял былой запал, ему стало казаться, что все труды его будут впустую. Он всерьёз стал задумываться о пенсии. А потом — Дмитрий Данилович точно помнил день и час, когда случилось это знаменательное для него событие — к нему в кабинет пришёл сотрудник администрации нового президента. Это было 23 июня 2005 года.