Двустворчатые высокие двери, ведшие в предбанник, распахнулись, и в них проследовали все члены. Среднего возраста мужчина, референт, появился в проёме и уставился на Митю, давая понять, что заседание кончилось и пришло время бутербродов с языком и икрой. Митя послушно вышел из зала. В предбаннике вокруг стола толпились учёные и генералы, руководители заводов и профсоюзные лидеры. Обычно экспертов пускали только сюда — в небольшую комнату с круглым столом, в которой посетители ждали возможности увидеть выходивших из зала заседаний членов политбюро и секретарей ЦК. Представиться им, протянуть папку и надеяться, что когда-нибудь о них вспомнят, им позвонят. Митя, попав в зал заседаний, удостоился исключительной чести. Правда, что от этого было толку, он сейчас совсем не знал.
Вокруг Мити как рой пчёл гудел разговор. Митя вздохнул и потянулся взять сушку с хрустального блюда.
— Товарищ Михайлин?
Митя медленно повернул голову. К нему обращался неприметный человек неопределённого возраста. Знакомое лицо, но ни имени точно, ни должности он вспомнить не мог... Аркадий Борисович? Помощник помощника?
— Митя? — улыбался мужчина. — Вас ведь зовут Митя?
Митя придал своему лицу самое вежливое из доступных выражений и тихо ответил:
— Да, Аркадий Борисович, Митя. Митя Михайлин.
Человек с незапоминающейся должностью, как объяснил когда-то Мите опытный коллега, обладал невероятной властью. Аркадий Борисович жил в тени кремлёвского трона и был настоящим королём подковёрных интриг. Вовремя сказанное им слово могло сломать карьеру или, напротив, определить кому-то максимально удачную жизненную траекторию.
Аркадий Борисович пристально смотрел на Митю. Казалось, он взвешивал одному ему известные «за» и «против» и, наконец, пришёл к окончательному решению.
— Митя, надеюсь, на субботу у вас нет планов? Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
Не веря собственной удаче, Митя мог лишь молча кивнуть, а Аркадий Борисович продолжал:
— Подъедете ко мне на дачу. Будьте, пожалуйста, дома в районе шести вечера, я пришлю за вами авто.
Митя кивнул, поблагодарил, хотел было протянуть руку, но решил — пожелай Аркадий Борисович пожать ему руку, он бы протянул сам.
На этом их первый разговор был закончен.
Ожидания и возможные перспективы субботней поездки захватили Митю. Он не заметил, как пролетел следующий час, не запомнил, говорил ли он с кем-то, и не помнил даже, как отдал референту папку с докладом. А вот то, что он так и не сумел сделать этот доклад — это он запомнил. Это и каплю слюны.
Из Кремля Митя добежал до метро, доехал до своей квартиры в Сокольниках и принялся ждать. Следующие два дня никакая работа не делалась. Он не мог заставить себя даже читать книги, только ходил из угла в угол по кабинету в ожидании часа встречи.
В субботу ровно в 18:00 во двор его дома заехала чёрная «Волга». Водителю не пришлось подниматься к нему на третий этаж и даже сигналить — Митя был готов. Он полдня просидел у окна одетым и даже обутым.
Неразговорчивый, но какой-то особо тактичный шофёр — «Добрый вечер, Дмитрий Данилович» — отвёз его за город, на старую дачу в Переделкино, и проводил нервничавшего Митю в глубину заросшего соснами участка. Там, в небольшой беседке, его ждал Аркадий Борисович.
В тот вечер он был расслаблен, рубашка на нём была расстегнута на три пуговицы. Митя сел в предложенное ему плетёное кресло и молча стал ждать, пока Аркадий Борисович не начнёт разговор. Хозяин дома читал какую-то бумагу, держа её перед собой в чуть согнутой руке.
Из открытого окна кухни большого дома, стоявшего почти в центре участка, доносился сладковатый аромат плова. Аркадий Борисович был известен своими обедами и ужинами — именно на них решались главные вопросы в жизни СССР. На них назначались и снимались министры, благодаря им на дипломатическом небосклоне зажигались новые звёзды, им были обязаны своим положением председатели всевозможных профсоюзов и объединений. В общем, это были важные ужины.