Мы знаем, что ты помнишь

Они вышли на продавца машин через список входящих звонков. Тот сперва рвал и метал и требовал назад свою тачку, но когда понял, что речь идет об убийстве, сразу сделал вид, что он и слыхом не слыхивал ни о каком «Понтиак Файерберд».

– Как он сам? – спросила Ингела.

– Улоф?

– Да, вы же встречались с ним. До того как он оказался в больнице.

– Сложно сказать. Ситуация была экстремальной, – Эйра попыталась припомнить свое первое впечатление, когда она приблизилась в то утро к роскошной тачке перед домом Хагстрёма, но все, что сумела вспомнить, это чувство дискомфорта. Осознание того, что он сделал.

И потом, у реки, когда они нагнали его, это его странное спокойствие.

– Замкнутый, – наконец проговорила она, – у меня было такое чувство, словно мне до него не достучаться. Растерянный, но это было неудивительно. Думаю, ему было страшно. – Она подумала о его рослом теле, но ей оказалось трудно подобрать для него правильные слова. – Он говорил о лодке, которая лежала на берегу.

– Я помню. Я помню эту лодку. – Ингела посмотрела в окно. Мимо медленно проплывал парк Хага с его рослыми дубами. Она замолчала и молчала довольно долго. Пиликанье скрипок сменилось спокойной мелодией, чистый голос пел о том, чтобы зайти в реку и помолиться.

– Мы, бывало, гребли на ней вдоль берега, где мелко. Выслеживали бобров или просто катались. Я помню, как из воды росли деревья, но не помню, как он выглядел, когда мы были детьми. Ну, разве это не странно?

Движение возобновилось. Они миновали многоэтажки, выстроенные по программе «Миллион»[10], и протянувшуюся полоску зелени природного заповедника Йервафельтет.

– Единственное, что во мне остается, это ощущение присутствия. Ощущение, что вот мой брат был там, а потом его не стало. Я ругаюсь на него, но только мысленно, самого его я не вижу. Чертов придурок, дрянь, сволочь, не трогай меня и прочее. Как еще, черт возьми, я должна была реагировать, мне же было всего семнадцать. Я ничего не понимала. В школе все на меня пялились, хотели знать подробности – неужели он и на меня заглядывался? Помню, как отец разгромил его комнату и увез его вещи. Выбросил все, что ему принадлежало. Я не знаю, как долго это продолжалось. Бессмыслица какая-то.

Она замолчала. К тому времени, как они приблизились к Уппландскому мосту, проезжая часть стала совсем свободной.

– Что вы имеете в виду, говоря про бессмыслицу? – спросила Эйра.

– Все было таким беспорядочным. Запутанным. И я не выдержала. Сменила школу, какое-то время жила в Гэвле.

Навигатор вел их на окраину пригорода, мимо промзоны, по извилистой дороге вниз к Мэларену, через то, что когда-то в прошлом было фермерским краем.

Большая деревянная вилла, выкрашенная в традиционный для Швеции темно-красный цвет, с сараем и яблонями на участке.

Им навстречу вышла женщина лет пятидесяти, на ней был рабочий комбинезон с поддетой под ним сорочкой, волосы забраны в конский хвост. Она улыбнулась им и стянула с рук перчатки для работы в саду.

Они представились, сказали, что приехали посмотреть вещи Улофа.

Женщина перестала улыбаться.

– Полицейские сказали, что уже все здесь закончили. Мы просто сдавали ему одну комнату, вот и все, помогали с жильем – ведь нужно же человеку где-то жить. Теперь-то я понимаю, что, прежде чем его впустить, нужно было сперва разузнать о нем побольше, но ведь так хочется верить людям.

Комната уже была пуста, но Ингела все же попросила разрешения ее осмотреть. Женщина, которую звали Ивонне, неохотно достала ключ и проводила их туда. Комната располагалась в смахивающей на сарай дворовой постройке у подножия склона. Из дома сарай не был виден – его заслоняли кустарники и деревья, поэтому они не следили за тем, в какое время уходил и возвращался домой их жилец, они уже говорили об этом другим полицейским.

– Мы же не какие-нибудь там надзиратели. Как говорится, живешь сам – дай жить другим.

Сарай был практически пуст, если не считать пары банок с краской, табурета и картонок под ногами, разложенных, чтобы не запачкать пол во время малярных работ. Пятнадцать квадратных метров площади, простенькая кухонька с конфоркой в углу. Вода была только в душе, закрепленном в чулане на заднем крыльце.

– Теперь мы должны тут все переделать, чтобы можно было снова сдавать в аренду. Я и понятия не имела о том, какой свинарник он развел здесь внутри. А еще запах. Нам пришлось опрыскать все здесь специальным дезинфицирующим средством.

Вещи Улофа были сложены под брезентом снаружи.

– Ничего, если я вас оставлю, пока вы смотрите?

И женщина удалилась широким шагом.

Ингела сдернула покрывало.

Мебели было всего ничего. Основание кровати для полных людей, без ножек и изголовья. Матрас и постельное белье, свернутые в рулон. Потертое кресло, два стула и стол, стереоустановка «Ямаха» с большими звуковыми колонками – все брошено как попало. Эйра насчитала семь картонных коробок и три черных пластиковых пакета.

– Пожалуй, и впрямь все на свалку, – сказала Ингела.

– Ну, на стереоустановку у нас места хватит, – возразила Эйра, – и на несколько коробок тоже.