Мы знаем, что ты помнишь

– Уголовное дело еще не возбуждено. Расследование продолжается. Большего я сказать не могу, – ответила Эйра.

– Зачем же вы тогда звоните, если не можете ничего сказать?

Нет красивых слов, чтобы сообщить о таком, ничего достаточно смягчающего или стоящего.

– Судмедэксперты вчера отдали тело вашего отца.

– И что это значит? Что я должна забрать его? Не выйдет.

– Нет-нет, я только имела в виду, что все следственные процедуры окончены. Это означает, что вы можете начинать планировать погребение.

– Мы? Кто это «мы»? – Ингела Берг Хайдер повысила голос – уровень стресса в нем явно зашкаливал. – Я даже не знаю, как он хотел, чтобы его похоронили. Не думаю, что он ходил в церковь, он не был верующим… Да и кто придет?

– Нет никакой спешки, – заверила ее Эйра. – Если вы свяжетесь с похоронным бюро, то они возьмут все заботы на себя.

Но Ингела, казалось, ее не слушала.

– А хозяйка съемной квартиры Улофа названивает мне почти каждый день и грозится снести все его вещи на свалку, если я не приеду и не заберу их, а потом присылает мне счет. Да куда я дену его вещи? У меня даже машины нет! А с другой стороны, вдруг он очнется, а все, что у него было, окажется выброшенным на помойку – кого тогда он, по-вашему, станет проклинать?

Ингела прерывисто дышала, расхаживая взад-вперед по коридору. Мягкие ковры заглушали звук ее шагов.

– Не понимаю, почему Улоф не убрался оттуда? Почему остался в месте, где все его ненавидят?

– Мы собирались заехать к нему и еще раз допросить, но из-за большой занятости не успели. Я сама не знаю, почему он остался.

– Человека тянет обратно к его корням, – проговорила Ингела. – Пытаешься все бросить, но не выходит. Уезжаешь за полсотни миль и строишь свою жизнь на новом месте, хорошую жизнь, скажу я вам, у меня есть работа, у меня есть дети, все в полном порядке. Я взяла девичью фамилию моей матери – Берг, я вышла замуж за Хайдера, я вылезла из этого дерьма. Вот здорово-то! Так мне казалось. А теперь на меня свалились похороны и сожженный дом, мой брат находится в коме в Умео, и все дергают меня и мучают пустыми разговорами, страховое общество запрашивает бумаги, а его вещи собираются вышвырнуть на свалку, и я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что моего отца больше нет в живых – просто не получается. Я так редко думала о нем, пока он был жив.

Эйра закрыла приложение, которое выискало еще одну кандидатуру.

– Я сейчас в Стокгольме, – сказала она. – Я возьму напрокат машину и сама отвезу вас туда.

Ингела Берг Хайдер ждала на парковке перед зданием телецентра. Эйра никогда бы ее не узнала, если бы в своем время не видела ее собственными глазами. Все же в ней осталось что-то от той семнадцатилетней девушки, за которой она подглядывала из-за кустов еще ребенком.

Выкрашенные в черный цвет волосы, стильная короткая стрижка, пиджак мужского покроя с оранжевым шарфом на талии. В ушах покачивалась пара серег в форме гитар.

– Но я все равно не знаю, что мне делать с вещами, – сказала Ингела. – Мы живем в трехкомнатной квартире. Площадь кладовки – два квадратных метра. У меня просто нет для них места!

– Ничего, на месте разберемся, – успокоила ее Эйра и ввела в навигатор адрес Улофа Хагстрёма, или, точнее, его бывший адрес. – Посмотрим, что лучше забрать сейчас, а с чем еще можно повременить. Думаю, нам удастся договориться с хозяйкой квартиры.

– Я не видела его с тех пор, как ему было четырнадцать, – призналась Ингела. – Большинство моих знакомых не знают о том, что у меня есть брат.

Они выехали на Вальхаллавэген и покатили в северном направлении, пробираясь в шумном потоке уличного движения в «час пик». Радиостанция была настроена на волну, по которой передавали музыку в стиле блюграсс с американского Юга. Перед тем как покинуть номер, Эйра лишь слегка сполоснулась над раковиной и снова надела ту же рубашку. Про возможные свидания она уже забыла.

Сразу после Норртулла движение резко встало. Здесь, южнее, солнце садилось быстрее, отражаясь в бесконечной веренице машин. Эйра рассказала о состоянии Улофа, о том, что говорят врачи, о неопределенности их прогнозов. Они вычистили свернувшуюся кровь из легочной полости и вокруг печени, но на боль он по-прежнему не реагирует.

Они продвигались вперед со скоростью улитки.

– Чем занимается Улоф или, точнее, чем он занимался до того, как все это случилось? – спросила Ингела.

– Вы имеете в виду, кем он работал?

– Я ничего не знаю о своем брате. Папа оборвал с ним все контакты, но когда родители развелись, мама начала писать ему письма. Но Улоф ни разу на них не ответил. Когда она заболела, я разыскала его адрес. Но он и тогда не откликнулся, даже на похороны не приехал.

– Он перегоняет из сельской местности машины, – сказала Эйра, – которые торговец тачками находит на сайте объявлений и перепродает с выгодой для себя в большом городе. Нелегально, конечно. Какой-либо настоящей профессии у него, кажется, нет.