Мы живем рядом

— Не овцу, — сказал сурово Слепцов. — Не обратили внимания: за камнем — на боку верблюд, но уже без вьюка, лежит на боку. Ну, а верблюда потерять — задумаешься. Караван, поди, перевьючил тюки и ушел вперед, а он остался. Про жизнь думает. Тут задумаешься...

Машина крутила по каким-то извилинам дороги, влезавшей на большую возвышенность. Вере Антоновне начало казаться, что они въехали в какой-то безотрадный, каменный, сухой, желтый мир, и ему уже не будет конца. Одна суше другой выходили за поворотом все новые горы, все безотрадней и угрюмей, без зелени, без тени, и когда машина выбралась на спуск, Вера Антоновна увидела сразу так много людей, что это зрелище заставило ее почти закричать:

— Кто это?

— Это? — сказал равнодушно Кузьма Прокофьевич. — Это кочевники.

И на самом деле это были кочевники, которые и раньше попадались им на дороге, но часть дороги Вера Антоновна проспала и не видела их, а потом не очень обращала внимание, так как они шли разорванными группами и она принимала их за караванщиков или просто путников, идущих из селения в селение.

Теперь перед ней жила вся дорога, куда бы она ни смотрела. Шли верблюды, овцы, лошади, ишаки. Все это было так необыкновенно, что она даже попросила ехать потише, чтобы посмотреть получше.

Глаза невольно разбегались, наблюдая это живописное движение людей и животных. Машина обгоняла верблюдов, нагруженных самыми разнообразными вещами: тут были среди тяжелых тюков, ковров и палаточных войлоков ведра и сковородки, лопаты, большие медные блюда, корзины. На горбах верблюдов сидели привязанные за ногу куры и раскачивались, чтобы не потерять равновесия.

На больших мышастых ишаках посреди всякого домашнего барахла в устроенной специально корзине сидели дети — девочки с черными, как бусинки, глазами, с толстыми красными щеками, с разноцветными ленточками в волосах; маленькие мальчики в черных и серых куртках, кричавшие что-то собакам, шедшим рядом с ишаками.

Мальчики постарше шли рядом со взрослыми мужчинами. Девочки постарше держались женских групп или шли самостоятельно, одни, следя за движением порученных им животных.

Теперь машина обгоняла все время кочевников, и сколько бы она ни ехала, этот поток не оскудевал, только иногда он прерывался или так сгущался, что проезжать было трудно, так как дорога была переполнена кочевниками, и только резкие сигналы заставляли их отводить в сторону животных и давать проезд.

Вера Антоновна не знала, куда смотреть. Все было так занимательно, так удивительно! Девушки шли, взявшись за руки. Их оранжево-красные халаты светились издалека; большие серебряные монеты, прикрепленные к тяжелому металлическому полукругу, полуприкрытому большим красным покрывалом, казалось, звенели мелодичным звоном, а туфли с лихо загнутыми концами молодо ступали по шершавой, точно из наждачной бумаги сделанной дороге.

Они что-то закричали высунувшейся из машины Вере Антоновне, и вдруг ей самой стало весело и как-то вольно. Ей захотелось выпрыгнуть из машины, подождать этих стройных девушек с железными ногами, с энергичными, резкими движениями людей, проводящих всю жизнь среди скал и дорог, с блестящими бронзовыми щеками, благоухающими свежестью горных лугов, со смеющимися зелеными кошачьими глазами, тонким, упрямым ртом и идти с ними, не думая ни о чем, спокойным, легким шагом из долины в долину, от реки к реке, спать на чистом воздухе и просыпаться от холодного утреннего хрустящего ветерка. Она засмеялась своим мыслям и прослушала, о чем вели разговор ее спутники.

Слепцов говорил:

— Понимаешь, Илья Петрович, все дороги были забиты разными войсками. Пакистанцы тогда с Индией из-за Кашмира повздорили. Машины идут и стоят, их регулировщики в трусиках и в беретах им сердито машут: «Давай, давай!», — а нашей машине все честь отдают, два пальца, по английской манере, к голове прикладывают. А ездил я с Парамоновым. Помнишь, солидный такой, потом уехал по болезни? Он удивляется. Что такое? А я говорю: «Это анекдот настоящий. У них главные командиры, высокие начальники, красный флажок на машине имеют, а вы сидите такой представительный, что вас за начальство принимают. Так уж прошу вас, так и выдерживайте». Он хохочет, а я умоляю: «Не смейтесь, а то их в смятение введете, регулировщиков. И всем дорога закрыта, а нам — пожалуйста!»

— Так это нас могут за англичан и здесь принять, — сказала Вера Антоновна. — Но здесь это тоже будет приветствоваться?

— Не сказал бы, — ответил быстро Кузьма Прокофьевич, — тут с англичанами сложная история. Нет, тут лучше пусть нас за англичан не принимают. Так что я вам не советую с этими товарищами, — он кивнул на дорогу, — говорить по-английски...

— Смотрите, смотрите! — закричала Вера Антоновна.