– Таджики, – говорит Валентина Михайловна, указывая вверх, на дом, – селятся безо всякого разрешения. Их там человек пятнадцать, все в одной комнате. Постоянно заливают жильцов снизу. Без прописки, без ничего. В Москву ездят на заработки. Тут недавно в соседнем дворе девочку изнасиловали – я уверена, что это кто-нибудь из них… Ведь какие истории происходят, вы слышали? В Москве одиннадцатилетняя девочка забеременела от таджика…
– Про выборы мэра можете что-нибудь сказать?
Валентина Михайловна машет рукой.
– Это что тут за столпотворение? – слышится грозный голос учителя по русскому и литературе районной школы.
Анна Аркадьевна с двумя сумками подходит к подъезду со стороны улицы. Она возмущена.
– Был снежок беленький, чистенький! – кричит она. – Сколько раз было сказано: сюда не заезжать! Уже и железяку вбили, а они ее вытащили из асфальта. Поразительное бескультурье! Здесь дети играют! – завуч показывает рукой на девушку с ребенком, которая успела отдрейфовать куда-то вглубь двора. – Даже мы, жильцы, здесь машины не ставим!
– Нюра, это про выборы мэра, – говорит Валентина Михайловна.
– А-а, про мэра! – быстро ориентируется завуч. – Вот он – ваш мэр, – женщина тоже показывает куда-то вверх, на дом. – Видите? – она подходит к парню и приобнимает его за плечи.
– Что именно?
– Сосульки! – объявляет Анна Аркадьевна драматическим тоном. – Вы видите, какие там наросли сосульки?! Хоть бы раз кто-нибудь пришел, сбросил снег с крыши! Я каждый раз хожу и Богу молюсь, чтобы…
– Вот это правильно, – одобряет девушка с ребенком на руках – она опять подошла и стоит рядом. – Это, конечно, все равно не поможет, но вдруг. Костя, не надо сосать мои волосы.
– Вообще, беспорядка, конечно, много… – говорит Валентина Михайловна, уверенно глядя в камеру.
– Дети шатаются без дела, – подает голос Анна Аркадьевна.
Оператор начинает снимать. Парень довольно кивает и показывает большой палец. Дети – это хорошая, выигрышная тема.
– Да потому что рожают и вообще не думают! – подхватывает Валентина Михайловна, подтягивая Бимчика поближе к камере. – Они рожают, а государство им, значит, площадки должно строить, развлекать?!
Парень мотает головой, оператор выключает камеру.
– Приходят в школу, вообще некоторые разговаривать не умеют, – сообщает Анна Аркадьевна скорбно. – А черномазые и того хуже. Вот у нас была девочка Анжела. Ее в школу-то отдали, а потом глядим – она не ходит, не появляется. На рынке стоит, торгует. Ведь по их-то понятиям девочек учить необязательно. Что им школа?
Парень чувствует, что пора вмешаться.
– Простите, пожалуйста. Вы не могли бы все-таки сказать пару слов про выборы?
– Я не пойду на выборы, – говорит Анна Аркадьевна. – Это бесполезно. Завод от этого все равно нормально работать не будет. Вот если бы наш завод кто-то купил, тогда сразу жизнь бы пошла совсем другая.
– Я не понимаю, почему на наш завод до сих пор никто не позарился, – говорит Валентина Михайловна.
– Они большую ошибку сделали, что позвали обратно Николаича. Николаич, конечно, в советское время был дельный мужик, хороший директор. Но советской власти уже пятнадцать лет как нет. Он сбыт продукции найти не может, – констатирует Анна Аркадьевна. – Вот в чем тут дело, молодой человек. А мэр тут не поможет. Можно мэром хоть самого президента назначить. Ничего не изменится, пока завод не заработает как следует.
– И черных если выгонят из города, – добавляет Валентина Михайловна. – Такое впечатление, что сюда весь Таджикистан приехал. Просто на каждом шагу, ну всюду они!
«Еще минута, и я отморожу себе яйца», – думает парень.
Оператор опускает камеру. Женщины замолкают.
– Большое спасибо, – безнадежно говорит парень замерзшими губами. – Спасибо большое.
– А когда нас будут показывать?
– Во вторник по местному телевидению, в новостях в десять утра, – врет парень.
– Бимчика моего любименького покажут, – говорит Валентина Михайловна. – Бимчик! Ты у нас теперь телезвезда!
Бимчик зевает и начинает активно крутиться и чесаться. Подруги оттаптываются на снегу и украдкой греют щеки. Стремительно темнеет, небо светится ярко-синим. Мороз усиливается. Фургон со съемочной группой отъезжает.
– Меня уже по телевизору один раз показывали, – задумчиво говорит Анна Аркадьевна. – Мне тогда было, наверное, лет двадцать, мы как студенты участвовали в самодеятельности, и нас пригласили на передачу какую-то экологическую. Тогда была перестройка. Там было море-то это, которое пересыхает, а мы его как бы спасаем. Митингуем. И нас предупредили, чтобы мы не приходили ни в чем синем, потому что потом нас будут на фон моря монтировать. У меня были одни джинсы и еще старые зеленые спортивные штаны, ну я в них и пришла. А потом смотрю по телевизору, – она смеется. – Смотрю потом по черно-белому телевизору – вообще все слилось, такое впечатление, что мы в это море по пояс залезли…
– Нет, – говорит Валентина Михайловна. – Вот меня снимали, так снимали. Дело было очень давно, в цветочном магазине. Потом это показывали во всех кино, перед фильмами.
– Как перед фильмами? – не понимает Анна Аркадьевна.