И даже если ты выйдешь на улицу, то пойдешь на какую-нибудь почту, где опять тебе пришлют не то, а вдогонку еще и штраф из налоговой. На фоне серого неба будут качаться ветки деревьев без единого листа. А по асфальту будет метаться серая, убивающая любой цвет пыль.
И ты подумаешь, «лан, доволочу как-нибудь себя до конца этого дня. А там, может быть, начнется что‑то другое».
Это означает, что скоро дно. И пора ощутить его ногами, чтобы оттолкнуться или совсем утонуть. И то и другое будет сделать одинаково легко и трудно.
Что выберешь ты? «Что выберу я?», – думала Нина. Она сидела на кровати Богдана, раскачиваясь как аутист. «Это дно», – проговаривала она снова и снова.
Села за детский столик, взяла листок и фломастер. Нужно составить план.
Встреча с Ильей помогла опуститься Нине на самую глубину. И она, достав ногами илистого дна, утонув в нем по колено, все-таки нашла силы оттолкнуться вверх. Она выплывет. У нее хватит сил. Она взрослая, она не может оставить детей одних в этом безумном мире.
Нина собиралась писать план, но вместо этого получилось письмо.
Здравствуй, Бог.
Знаешь что, я поняла несколько важных вещей.
Что справедливости, похоже, не существует. Иногда мир чудовищен, время беспощадно, и жизнь на нашей земле ко всему прочему наполнена страданиями, приводящими к смерти. И все не имеет смысла. Постичь это невозможно.
Но нам, людям, при всем при этом лучше стараться быть хорошими. Жить так, как будто бы ты, Бог, есть. Иначе становится невыносимо без ориентиров. Ориентиров нет, но их нужно постоянно придумывать. Иногда придумываются злые ориентиры, иногда получается придумать добрые. Но ты до конца так и не узнаешь, какой твой ориентир в итоге, добрый или злой, потому что нет никакого итога.
Итог тоже приходится придумывать – это просто остановка внутри бесконечной фразы из слов. Словом позже или словом раньше остановишься – меняется весь смысл. Которого и так нет в абсолюте.
В общем, как видишь, мои понимания тоже не особо меня продвигают к истинной сути. И тогда я думаю, может быть, вообще не надо понимать, а расти как трава, замерзать под снегом зимой и оттаивать к весне. Лучше, конечно, расти в том месте, где мир очень красив, и в то время, когда жизнь прекрасна. Лучше растворятся в непостижимой красоте твоего замысла. Но что делать, если перестал видеть красоту?
А еще, Бог, говорят, что ты давно уже внутри каждого из нас. Что ты залез в нашу нутрь. И там можно тебя найти и достучаться. И вроде бы, если стараться быть хорошим – тогда проще достучаться.
А еще я думаю, а вдруг мы тебя придумали, Бог? Что мы смотрели на красоту и на страдания. И не могли уместить все в себе. И тогда захотелось очень сильно, чтобы хоть кто‑то мог это все уместить. И тогда мы напряглись и придумали тебя. А ты тогда придумал нас. Или раньше придумал нас, а мы потом тебя придумали.
И продолжаем придумывать каждый день друг друга, чтобы это все продолжалось, не ломалась иллюзия того, что где‑то есть постижение.