Мы же взрослые люди

 – Я бы к Кесьлевскому в фильм прыгнул или к Виму Вендерсу. Но только, чтобы там была ты. Тебе пойдет такое режиссерское видение. Еще прыгнул бы к Кустурице в «Жизнь как чудо». Летал бы с тобой на кровати над лесом. Ты бы была моей Сабахой.

 – Кем-кем?

 – Сабаха, так героиню зовут. Смешное имя, правда же?

 – Оборжаться, – Нина сделала вид, что обиделась, но на самом деле было видно, что нет. – А я бы, наверное, прыгнула бы к Гавальде или к Фэнни Флэгг даже. Чтобы все мило и с добротой ко всем персонажам.

 – Но сначала мы бы поженились в фильме Кесьлевского, провели бы медовый месяц у Вендерса, а потом можно и к Гавальде. А что он снимал?

 – Это писательница. И Фэнни Флэгг тоже. Хорошие они. Старость я бы прожила в книге у Фэнни Флэгг.

Они посмотрели друг на друга внимательно. Улыбнулись, даже засмеялись. Их улыбки были светлыми и грустными. Каждому хотелось сказать «нам ничего не мешает прожить нашу жизнь так, как мы решили». Но оба знали, что мешает. Что нельзя впрыгивать в фильмы и книги. Что решения слабее обстоятельств.

Он глядел на нее и буквально чувствовал, как на ощупь мягка и тепла ее кожа. Как возбуждается ее тело, даже запах ее он слышал, хотя она просто сидела напротив него за столом. Он чувствовал, как по ее венам быстрее бежит кровь и чуть задерживается в некоторых местах. Он ощущал, как его тело отзывается всеми физиологическими сигналами и побуждает перейти действиям.

Где‑то внутри него происходило что‑то обычное, правильное. Тепло из груди опускалось в низ живота и поднималось обратно к груди с еще большим теплом. Это движение рождало множество щекотных пузырьков. Он чувствовал, как в его пальцах появился жар, как голова прояснилась. Он был живым на 200 процентов. Живым, настоящим, любящим.

Она все поняла. Невозможно такое не понять, не почувствовать невозможно. Они не сводили взгляда друг с друга. Слова тут были лишними. Взгляды будто нагревали каждого.

 – Давай сделаем это. Я не буду жалеть. Я уже сдала анализ. И результат будет скорее всего положительный. К черту все. Давай же сделаем то, что должны.

Нина подошла к Ринату и поцеловала его в щеку. Она хотела в губы, но он отвернул рот.

 – Мы же взрослые люди. Мы любим друг друга, – шептала она горячим дыханием ему в ухо.

Ринат сжал ее крепко, как в тисках, не давая двигаться. Даже дышать стало тяжело. Сердце его билось сквозь грудную клетку так, что она ощущала каждый удар. Такой прием рекомендуют использовать родителям, чьи маленькие дети бьются в истерике: обнимать и ждать, пока все утихнет. И говорить спокойным голосом добрые ласковые слова.

 – Мы не в кино, Нина. Не в книге, любимая, – он обхватил руками ее голову и прижал к своему плечу. – Прости меня. Я не могу так. Давай сначала узнаем все-таки результаты. У меня все еще плохие показатели, иммунный статус падает. Врачи разводят руками. Презервативы не совсем надежны, думать, порвется не порвется… Прости, я не могу так с тобой поступить. Я не должен, не имею права.

Их тела уже были настроены друг на друга. Как настраиваются тела? Пульс становится синхронным, может? Или гормоны выбрасываются созвучными аккордами? Что‑то было такое между ними точно совершенно. Тела рвались в дело. Все обещало быть потрясающим. Нина снова попыталась поцеловать Рината. Его губы соскользнули к ее шее. Он прикасался ими к месту за ухом и ниже. Он целовал ее волосы. Ее плечо в домашнем халате. Он по-прежнему крепко обнимал ее, настолько, что она была почти обездвижена. Он надеялся, что ей будет неудобно и она захочет высвободиться, но она не хотела. Она запоминала каждым сантиметром тела его крепкий захват, его мышцы на руках, которые врезались в мягкую спину. Она вдыхала его запах маленькими глоточками, как могла. Тело ее было расслабленным. Она принимала его внутрь себя, если не в буквальном смысле, то вот в таком доступном для нее формате. Она любила его и отдавала себя. И брала то, что он мог дать. 

РЕЗУЛЬТАТЫ

Утром анализы уже были на почте. Нина увидела письмо из лаборатории. И не решалась открыть – ведь там написан ее приговор. Как она будет жить в случае, если… Оба варианта ее пугали: как положительный статус, так и отрицательный. Ведь ВИЧ уже вонзился в ее жизнь, уже был действующим лицом. Она уже начала обретать свое раненое счастье. Свой, как ей казалось, путь – мученический, но определенный. Что будет с ней и Ринатом, если она здорова? Если все-таки она не заболела, тогда она сразу же поедет к Богдану. Тогда ей придется встретиться с Ильей – с частью прошлого, которое казалось сейчас безумной ошибкой. Безумной ошибкой казалось все, кроме Рината и детей. Ее две любимые кровиночки. Два ангела. Эти дети не были ошибками, но приковывали к прошлому и не давали от него убежать.

Если бы была под рукой кнопка, нажав на которую, можно исчезнуть и ничего не узнавать, Нина бы нажимала эту кнопку, пока не растворился бы последний ее волос.