Мы же взрослые люди

Они сидели друг напротив друга. Обычные люди. Одинокие и родные. Чужие и близкие. В неизвестности кухни.

Угощения нетронутыми лежали на тарелках. На кухню пришло спокойное молчание. Бывают моменты, когда не надо разговаривать. И в тишину приходят разные мысли. Разные субличности начинают вести внутреннюю беседу.

 – Ты веришь в жизнь после смерти? – внезапно Ринат нарушил тишину.

 – Наверное да. А ты?

 – Мне не верится, что на этом все кончается. Но, наверное, кончается все-таки в буквальном смысле. Остаются только воспоминания о нас. Или дети. Воспоминания и дети – и есть наша жизнь после смерти.

 – Как это грустно и безнадежно, – Нина поднялась со стула и положила в мойку две их тарелки.

 – Почему, наоборот же. – Ринат выпил свой бокал дохлого просекко залпом.

 – В этом нет тебя, только какие‑то осколки. А я во все верю: и в переселение души, и в ад, и в рай. И в привидения. Мне кажется, что все это существует в зависимости от твоей веры. И в свои верования ты и окунаешься после смерти, – Нина взяла свой бокал просекко, сделала глоток, а остальное вылила в раковину.

 – Поясни, мне интересно.

 – После смерти твое сознание уходит в само себя. В свой собственный, придуманный им же самим мир. Придуманный или понятый. И там летит в бесконечности своих верований. Вечность с самим собой.

 – А если придумать, что там есть другие существа? – Ринат поставил свой бокал в мойку к тарелкам и бокалу Нины.

 – Значит, будут другие существа, но они все равно плод сознания. Кино, которое ты снимаешь в течение жизни, чтобы увидеть его после смерти. – Нина продолжала складывать грязную посуду в раковину, в раковине вырастал Вавилон. Нина включила воду, и в Вавилоне пошел дождь.

 – Творческий подход к смерти. Но мне свой про детей ближе. Не хочу ничего придумывать, чтобы смотреть вечность. Еще одна вечность в иллюзии меня не привлекает. – Ринат убрал со стола доску с недоеденным сыром и салат. – Вот моя версия смерти, – Ринат указал на опустевший стол. – Здесь был ужин, а теперь его нет. Но есть воспоминание о нем. Пища превратилась в энергию наших тел. Дала продолжение жизни. А твоя жизнь после смерти вот там – в мойке.

Нина как раз поставила сверху на посуду доску и салатницу. Вся конструкция немного пошатнулась. И в Вавилоне снова пошел дождь.

Нина смотрела то на стол, то на раковину, искала слова для ответной реплики. Но вместо ответа она вернулась к Ринату и села за стол. Улыбнулась.

 – Ты знаешь, я раньше фантазировала: вот если бы можно было в одном моменте застрять навечно. Как будто есть такая опция. Тебе говорят: ты ведешь себя хорошо, поэтому мы можем тебе устроить вечную кому, в которой ты будешь постоянно пребывать в каком‑то уже пережитом моменте жизни. Это воспоминание находят в голове и замыкают так, что оно у тебя бесконечно повторяется. Какой момент выбрала бы я? Я думала про это иногда. Сортировала свои самые хорошие воспоминания. Какое‑то время назад мне казалось, что я нашла его. А ты какой бы выбрал момент?

 – Я бы какой-нибудь спокойный выбрал. Например, когда я сплю крепко и мне снятся разные сны. То, что сходу приходит. А ты что бы выбрала?

 – Я перебирала разные моменты. Мне бы хотелось те, когда я максимально чувствую жизнь. Когда все ощущения на максимуме. Одним из вариантов был тот лифт. После дачи. Когда мы с тобой вдвоем поднимались. Но сейчас он уже не подходит. Сейчас надо заново искать.

 – Почему не подходит?

 – Слишком много уже другого связано с тем лифтом. Слишком много боли. 

ЛЮБОЙ ВОПРОС

 

 – Я могу задать любой вопрос?

Нина молчала, замерев как струна.

 – А давай. Но я потом тоже задам любой вопрос. Ок?

 – Хорошо. Договорились. Итак. Я спрашиваю?

 – Угу.

 – Почему ты в меня влюбилась? Тогда летом.

 – Хм. Так сложно ответить. Особенно после всего, что успело случиться после.

 – На то и игра, что простой вопрос не задашь. Постарайся честно ответить.

 – Я написала десяток писем тебе, где пыталась объяснить, почему. Но все они были неправдой. То, что со мной случилось, похоже на торт. Где каждый слой – один пласт причин. Верхние розочки понятны. Но разве можно судить о торте только по виду розочек? Бытовой пласт более-менее понятен, но я уверена, что не только он там был. Воспоминания – как пропитка. Но торт хорош тем, что ты ешь его не по слоям, а от самого дна до самого верха разом. И вместе с пропиткой. И тогда понимаешь замысел целого.

 – И в чем замысел целого?

 – Не знаю, судьба, что ли. Я вдруг оказалась частью этого торта тоже. Одним из ингредиентов. И все – привет.

 – Шоколадный хотя бы?

 – Что?

 – Торт, – Ринат подмигнул Нине.

 – Все скажи тебе. Это уже второй вопрос. А сейчас моя очередь.

 – Хорошо. Клянусь говорить правду и ничего кроме правды.

 – Почему ты не полюбил меня тогда?

 – С чего ты решила, что не полюбил? Я этого не говорил.

 – Просто напоминаю тебе: я не дура.