Мы вышли рано, до зари

Хозяин из коротких реплик, вопросов и ответов, как бы между делом, как бы только для того, чтобы скоротать время, пока откроется выставка, из первых слов, а то и по внешнему виду уже узнавал, догадывался, как у кого идут дела, с каким кто приехал сюда настроением. Все эти секретари были главной его командой, и он знал всех до подноготной, не было дня, чтобы он не разговаривал с одним или другим по телефону. Сейчас он поглядывал на них и вспоминал, как совсем недавно, буквально на днях, говорил чуть ли не о каждом из них со столичным гостем, социологом, давал характеристики и советовал, куда и к кому поехать, поглядеть дело на местах. О Виталии Васильевиче тоже говорил. Поезжайте, говорил, поглядите, у этого человека есть главная слабость, главный пункт — вода. Он хотел бы утопить свой район в воде. Корреспондент был ученым, он понимающе покрякивал, копался в бороде своей и острыми, маленькими глазками умно поддакивал, иногда неожиданно и трубно прокашливался, прочищал горло — хм! хм! — так что лидер невольно отшатывался от гостя назад, а тот продолжал задумчиво копаться в бороде и понимающе сверлить маленькими глазками собеседника.

— Социолог попал к тебе, Виталий Васильевич, с бородой такой? — спросил.

— Ну как же, Всеволод Серафимович! Был, сразу тут после наводнения.

— Чего это они в бороду позалезали? У нас в Ставрополе тоже завелись свои бородатые.

— Под Толстого работают, Всеволод Серафимович, под Льва Николаевича.

— Если бы так, — усомнился Всеволод Серафимович и уже повернулся к другому секретарю.

Но тут произошло неуловимое движение, открылись ворота, и весь народ, сновавший по территории, как-то сам собой определился и потек в открывшиеся ворота высокого сарая или павильона. К Всеволоду Серафимовичу подошел деловым шагом человек, что-то сказал вполголоса, и все потянулись вслед за ним. У входа человек приостановил поток людей, пропустил секретарей и повел их между отгороженными загонами для овец. В сарае было нарядно от плакатов, таблиц, названий хозяйств и районов, красочных столбиков показателей. А за перегородками, каждый в своем отдельном загончике, ходили в белых халатах хозяева выставленных тут племенных овец. Круторогие бараны, с маленькими мордами и печальными глазами овечки, большей частью мериносовой породы, топтались в тесных загончиках и, видно, плохо понимали, что от них хотят идущие мимо люди. Овцы действительно были породистые, даже внешне они отличались от привычных овец, вспухшие шубы делали их раздувшимися и непривычно высокими, а когда чабан в белом халате, зажав овечью голову в ногах, раздвигал на спине или боку руно, чтобы показать длину шерсти, все невольно останавливались, заглядывая в разверстую глубину чистого бело-кремового руна. Вся группа остановилась перед клетью, где стояли овцы советского мериноса арзгирской породы. На чудовищном баране была повязана красная лента, на ярке — синяя. Они стояли, как жених и невеста, гордясь своими лентами, красная лента — это золотая медаль с выдавленным на ней круторогим бараном, синяя — серебряная медаль, тоже с овечьей головой. Человек в халате раздвинул руно и сказал:

— Элитный баран, вес — сто двадцать килограммов, настриг шерсти — семь с половиной килограммов в чистом волокне.

И пока продвигались секретари вдоль загонов, все новые и новые люди в белых халатах с готовностью зажимали овечьи головы между колен и раздвигали на всю глубину свежее и чистое руно. Иногда хозяин барана, повязанного красной лентой, таких было довольно много, трогал животное за перекрученный рог, пытаясь приласкать медалиста, но тот коротким движением головы высвобождался от руки, от унизительной ласки, и отворачивался от экскурсантов, глядел с робостью на доску показателей, где была расписана его биография вместе с его достоинствами.

Сарай-павильон имел загоны с двух сторон, в конце ломался под прямым углом и выпускал людей опять в тот же двор.

В одном месте прошли перед загоном хозяйства Буденновского района, и Виталий Васильевич слегка покраснел, потому что в его районе не было выдающихся чемпионов ни среди баранов, ни среди ярок, и экскурсанты даже не остановились в этом месте. Виталий Васильевич спросил Михал Михалыча:

— И ты с пустыми руками приехал?

Михал Михалыч крутнул крепкой головой.

— Ничего, Виталий Васильевич, — сказал он, слегка покраснев, — мы свое возьмем на лошадках.

— Лошадки лошадками, а овцой тоже надо заниматься. Никуда от этого не денешься.

— Займемся, Виталий Васильевич. Всему свое время.

Они поотстали от секретарей и шли, мирно беседуя, а при выходе из павильона Виталий Васильевич предложил Михал Михалычу пройти посмотреть корма.

— Интересно, что там нового?