Мы вернёмся (Фронт без флангов)

– Эх, Семена Бондаренко нет! – пожалел Млынский. – Сейчас бы все перевел, и точно. Ну как-нибудь сами попытаемся разобраться. Спасибо, товарищ Потешин, вам и товарищу Зябкину за хорошую службу. Очень ценные сведения. Отдыхайте. – И к своим помощникам, когда Потешин и Зябкин ушли: – Эти разведывательные сведения открывают нам большие возможности для активных действий, но, естественно, их надо проверить. Надо тщательно разведать все эти объекты, досконально изучить систему охраны железнодорожного моста. Переброска войск, техники может свидетельствовать о подготовке нового наступления, и наша задача – всемерно помешать этому.

– Хорошо проведенная операция, помимо всего прочего, позволит нам пополнить запасы боеприпасов и продовольствия, – довольный, сказал Серегин. – Ну а бойцы не подкачают. Как, политрук?

– Настроение бойцов и командиров самое преотличное. Говорят, почаще бы проводить операции против гитлеровцев, а не только пробиваться к своим.

Млынский подвел итог:

– Товарищу Серегину мы поручим собрать более полные данные об объектах, указанных Фридрихом, – с учетом обеспечения нашей операции, а товарищу Алиеву – провести беседы с личным составом отряда. Разработкой операции займусь я. Попытаюсь и перевести документы. А теперь, если нет возражений, пора и нам отдохнуть.

Лагерь погрузился в глубокий сон. Только часовые да пулеметные расчеты, обосновавшиеся в дзотах, бдительно несли охранную службу. Вокруг шумел лес, свистел ветер. Высоко в черном небе мерцали яркие звезды. Недалеко от лагеря выли волки, чуявшие приближение зимы.

***

В Черный лес вошли в полдень. Охрим тревожился все больше и больше. Уже который раз лихорадочно обдумывал предстоящую встречу с Млынским. Как пройдет она? Поверит ему майор или не поверит? Если не поверит – все пойдет прахом!..

Несколько раз группу Вакуленчука останавливали часовые. Каждый раз они появлялись неожиданно, неизвестно откуда, и каждый раз Охрим пугался, непослушными пальцами скручивал козью ножку, просыпая самосад, и так и бросал, не скрутив.

Еще сколько-то шагов – и должна решиться его судьба. Но как?.. Может быть, последний раз он видит это ласковое солнце?..

Первыми увидели возвратившихся разведчиков красноармейцы, чинившие колодец. Радостно замахали. Вертевшийся возле них Мишутка тоже обрадовался, стремглав побежал навстречу краснофлотцам, крича: "Полундра!"

Заметив незнакомых людей, резко остановился.

Мичман Вакуленчук поцеловал его, высоко подбросил, осторожно поставил на землю, присел на корточки.

– Где майор?

– Дома, – ответил Мишутка. – У, какие у тебя щеки колючие!

Вакуленчук доложил о выполнении задания, о задержании группы неизвестных.

Майор попросил подробнее рассказать об обстоятельствах встречи со Шмилем и освобожденными им военнопленными. Ознакомился с документами, изъятыми у Охрима, сказал:

– Пригласите ко мне этого Шмиля. Хочу поговорить с ним с глазу на глаз. В прихожей обыщите: нет ли какого оружия? Всяко бывает.

Охрим вошел настороженной походкой, оглядываясь.

– Здрасте, товарищ командир!

– Здравствуйте. Присаживайтесь… Кем в полиции работали?

– Старшим следователем.

– Немалый пост!

– По блату, товарищ командир: начальник полиции, Раздоркин, по оплошности деда с бабкой мой дядюшка. Он и приветил племянничка.

– Кто направил вас в наш отряд?

Охрим почувствовал себя неловко. Наступила минута, та ответственная минута, которую он ожидал с невольным страхом.

– Как бы вам сказать, чтобы вы враз поверили. Я Охрим как бы в двух лицах. Это вы точно угадали, что меня направили в ваш отряд. Гестапо направило. Верно и то, что я согласился выполнить задание гестаповцев. Правда, самую малость покуражился. С ними шутковать опасно. Не дураки.

Охрим подробно изложил, кто его направил в отряд и с каким заданием. Передал письмо Млынской.

– На все это я пошел, повторяю, совершенно добровольно. Мало того, я ожидал такого задания, а когда получил его, считал себя счастливым человеком. Хотите верьте, хотите нет, но я радовался, как дите.

Млынский не спускал глаз с Охрима. Он и противен был ему и симпатичен: признался ведь, нашел в себе силы.

– Вот вы глядите на меня, товарищ командир, и небось думка у вас: "Ну и подлец же ты, Охрим". А я не подлец. Ей-ей, не подлец. На службу в полицию я пошел по совету соседа по дому, Павла Матвеевича. Он у нас секретарем подпольного горкома партии.

– Как фамилия? – оживился Млынский.

– Самойлов. Павел Матвеевич Самойлов. У него на левой щеке родимое пятнышко в копейку. А начнет говорить что, все руками от себя отгребает.

"Точно, Самойлов! – убедился Млынский. – Живой, значит!"

И к Шмилю:

– Продолжайте.