Мы вернёмся (Фронт без флангов)

По обе стороны улицы виднелись кучи золы и щебня. Сиротливо и страшно, как памятники нечеловеческому злодеянию, выглядели изуродованные печные трубы. И только в конце поселка, у самого леса, виднелся одинокий домик, из окон которого пробивался слабый свет.

Как уцелел он, что спасло его? – невольно возникал вопрос.

Подошли к домику, постучали.

– Кто там? – спросил слабый женский голос.

– Свои, откройте!

– Кто это свои? – несмело спросила женщина.

– Красноармейцы! – ответил Охрим. Звякнул засов, приоткрылась дверь. На пороге показалась худенькая старушка.

– Входите, коль свои, – неуверенно пригласила она.

В просторной комнате при слабом свете керосиновой лампы она подслеповатыми глазами оглядела гостей, поинтересовалась:

– Какие же вы красноармейцы, коли у вас одежонка и та разная?

– Мы, бабуся, из немецкого плена бежали, – пояснил Октай. – Не только одежонки, жизни едва не лишились.

– Горемычные вы мои! – сказала хозяйка, пригласила всех к столу, а сама стала хлопотать возле печи.

Охрим поинтересовался, кто сжег поселок, где его жители, бывает ли у нее кто.

Хозяйка отвечала не торопясь, часто вздыхая.

– Поселок наш зничтожили немецкие самолеты. Кто уцелел из народу, ушел куда глаза глядят. Одна я осталась, да хата моя, чудом непобитая. Все деда поджидаю своего.

Вывалила из казанка в большую деревянную миску отваренную в мундире картошку, принесла буханку черного хлеба и соленых огурцов. Охрим разлил из фляги остаток самогона, все выпили и дружно навалились на еду. Ели много, жадно. Спать улеглись на полу. Бодрствовали только Охрим и молодой красивый боец. Они подсели к бабке, спросили ее: не бывают ли в поселке партизаны?

– Заходили как-то раз красноармейцы. Поселок еще целым был, все домочки, как цветочки, стояли.

– А много их было? Может, знаете, куда ушли они? – допытывался Охрим.

– Мно-ого, – растянуто произнесла старушка. Подумав, добавила: – Ушли в сторону нового леспромхоза, вот туды. – Она показала рукой.

– А кто у них за старшего был? – проявил интерес красивый боец.

– Не знаю, сынок. Мне его не показывали. Старушка поправила на голове белый платочек, сморщила лоб.

– Мой Матвей вроде бы сказывал, что за старшего у них был какой-то Майоров.

– Может, майор? – спросил красивый боец.

– Может, и так, сынок! Я уже старая, где мне разбираться в энтих вопросах, – ответила бабка и полезла на печь…

Утром бабка напоила всех горячим чаем, заваренным на липовом цвету, и, благословив, отпустила в дорогу, еще раз показав с крыльца высохшей рукой направление:

– Вон на ту сосну, что в поклоне согнулась, и все время прямо.

Моросил мелкий холодный дождь. Намокшая трава и опавшие листья стали скользкими.

Уже темнело, а леспромхоза не видать. А ночью как пойдешь без компаса? Охрим сделал зарубку на сосне – в какую сторону продолжать путь, сказал:

– Спать будем здесь, и костер тут разведем, отогреемся. – Он ткнул пальцем на почерневшее место, где кто-то разводил костер.

– Место обжитое, – пошутил Октай. Увидел неподалеку дупло в вековой липе, из любопытства сунул в него хворостину. Никакого зверя в дупле не оказалось, но почувствовал Октай, что там что-то есть. Засунул по локоть руку и радостно закричал: – Нашел!

Дупло оказалось продовольственным складом: девять банок мясных консервов и два десятка пакетов с пищевыми концентратами.

Настроение у всех поднялось. Быстро развели костер, стали сушить одежду и варить суп – у Охрима был котелок.

– Руки вверх!

Это было так неожиданно, что все замерли. Лишь Октай рванулся было к автомату, но на него навалился краснофлотец. Самый настоящий. В бескозырке. В бушлате.

Один из краснофлотцев строго спросил:

– Кто такие и что здесь делаете?

– Братцы! Мы же свои!

– Из плена бежали!

– Почему оружие отняли? – горячился Октай.

– Заткнись! – оборвал его матрос и замахнулся: – А то…

Его охладило появление у костра еще одного моряка. Матрос доложил:

– Товарищ мичман! Нами задержана группа неизвестных в количестве десяти человек. Заявляют, что бежали из фашистского плена. Изъяты автомат немецкий и две наших винтовки.

Мичман не успел ничего сказать. К нему бросился молодой красивый боец.

– Здравия желаю, товарищ Вакуленчук!

– Сержант Бондаренко! – удивленно воскликнул мичман. – Сеня, родной мой, ты живой? Вот так встреча!..

Помяв изрядно сержанта, расцеловав его, мичман строго сказал:

– Товарищи! Только не обижаться: сами понимаете, время военное. Они, – мичман указал на матросов, – отведут вас в отряд, там все объясните.

– А оружие наше? – несмело спросил Октай.

– Я уже сказал: разберемся в отряде. – И к Бондаренко погромче, чтобы слышали все: – Товарищ сержант! Все дороги, ведущие в наш отряд, контролируются гитлеровцами и полицаями. Мы пойдем кратчайшим путем. Но придется преодолеть минное поле – оно под носом у немцев. Я с основной группой пойду вперед, а вы вместе с моими товарищами двинетесь за нами через час. Старший над всеми товарищ Потешин, а вас назначаю старшим над задержанными. Мы обеспечим вам безопасный проход через минное поле и прикроем ваш бросок через железнодорожное полотно у разъезда. В пути не разговаривать и не курить!