Мы умрем в один день

— Надо будет снять отпечатки пальцев с каждого патрона, — сказал Сергеев.

— Догадаюсь как-нибудь, — пробормотал эксперт.

Гильз вокруг трупа не оказалось. Видимо, стреляли из револьвера.

Трубникову трясло и ничего вразумительного она рассказать не могла. Крепко спала, проснулась от того, что ее разбудил Николай. Крикнул, кажется: «Стреляют!» Потом прибежал Валентин, тоже испуганный. Утром обнаружили труп Чумака, и Валентин поехал в совхоз вызывать милицию.

— Я здесь не останусь, нас всех убьют, — твердила она.

От нее попахивало спиртным.

Волков казался самым спокойным из всех троих. Говорил, помаргивая мимо Сергеева. Услышал сквозь сон резкие хлопки, потом звук мотора. Разбудил Галку. Понял, что стреляли, не зря ведь в армии восемь лет протрубил. Выскочили наружу, к ним прибежал Валентин. Вот и все.

Показания всех троих друг от друга не отличались. Колесник полез было с дополнительными расспросами, но Сергеев остановил его. Приказал ему вместе с двумя милиционерами прочесать окрестности — мало ли чего могли упустить в спешке.

К нему подошла Трубникова.

— Увезите меня отсюда с собой, ладно?

— Я здесь остаюсь.

Волков взял ее за руку.

— Пошли. Лучше полежи немного.

— Ой, да пусти, — она рванулась и вдруг заплакала. — Не могу я больше.

Потом, обмякнув, пошла вслед за Волковым. Сергеев посмотрел им вслед и, вздохнув, подошел к летней печке. Обе собаки, лежавшие в пыли, лениво поднялись и отбежали в сторону. Одна зарычала, показав желтые клыки, другая начала лениво кусать блоху. Позади уборной была навалена куча мусора и пустых бутылок. Судя по всему, обитатели стана жили неплохо: банки из-под тушенки и сайры, водочные и коньячные бутылки, множество оберток из-под чая. Видимо, здесь любили и почифирить.

Пришел Колесник и доложил, что в радиусе трехсот метров прочесали, подозрительного ничего не обнаружено, если не считать окурков. Труп Чумака погрузили на бортовой УАЗ, и Сергеев сказал, что экспертная комиссия может уезжать, а он останется здесь с Колесником. Участковый Федченко пусть приезжает завтра пораньше сюда к ним на стан.

Чабан Иосиф Вароди вел их узкой тропинкой среди камышей. Под ногами хлюпала вода, и Федченко, единственный, кому не досталось резиновых сапог, скакал с кочки на кочку. Потом провалился по щиколотку, плюнул и зашлепал прямо по воде, подвернув штанины форменных брюк.

— Где-то должна быть лодка, — озабоченно проговорил Вароди.

— Чья? — немедленно поинтересовался Колесник.

Ему не ответили. Вароди сказал, чтобы его ждали, и стал с треском проламываться сквозь заросли. Его не было минут двадцать. За это время Колесник успел самостоятельно сунуться в камыши, увязнуть в иле и, набрав в сапоги воды, угомониться.

Наконец вернулся Вароди и повел всех троих к тому месту, где причалил плоскодонку. Кое-как умостившись на бортах, скамеек не оказалось, Иосиф обломком шеста оттолкнул посудину и сноровисто погнал ее сквозь едва заметную прогалину.

— Специалист! — удивился Сергеев.

— С мое проживешь, чему не научишься. Давно я на озеро не наведывался.

— Бывал раньше?

— Приходилось. На ондатру по молодости капканы ставил. Потом запретили. Горелов в тюрьму посадить грозил. Разрешение, мол, надо. А где его возьмешь? Да и некогда мне ездить выпрашивать — овец на кого оставишь?

Плоскодонка вышла из камышей на плес. Стая глянцево-черных с белыми отметинами на лбу лысух дружно заскользила прочь от лодки. Посреди плеса неподвижно застыли два крупных лебедя. Вокруг них рассыпались несколько лебедей поменьше, серые, еще не успевшие сменить оперение.

— Вон он, большой остров, — показал шестом Иосиф.

Сделалось совсем мелко. Лодка уткнулась в травянистые кочки. Федченко, спрыгнув, потащил плоскодонку за нос. Из чакана, с треском хлопая крыльями, взвилась пара крякуш и свечкой пошла в небо.

Остров, похожий на обычный кусок степи, топорщился бурыми зарослями верблюжьей колючки. Шары перекати-поля, сплетаясь, громоздились друг на друга. Узкой грядой стелились корявые кусты мясистой зеленой таволги. На возвышении, метрах в ста от воды, белел остроконечный обелиск. Они невольно ускорили шаг. Памятник, сложенный из кирпича, выглядел запущенным. Могильный холмик осел и порос травой. Согнутая жестяная звезда на верхушке обелиска выцвела. Кирпич и звезда были густо исклеваны дробью.

— Вот сволочи, ничего святого нет, — пробормотал Колесник, пытаясь прочитать фамилии на металлической дощечке.

— Здесь четверо энкавэдешников похоронены, — сказал Вароди, — в сорок девятом погибли. Первое время из города часто приезжали и офицеры, и родственники. Цветы привозили, салют делали. Потом все реже и реже… Одна старушка дольше всех ездила, видно, мать кого-то из них. Уже лет пять не появлялась, наверное, померла.,

— Почему их на острове похоронили, а не отвезли в город или поселок?