Мы - псковские!

— А ведь на колокольне нет лестницы! — не без гордости говорил мне Николай Михайлович. — Забраться туда, да еще ночью, может только незаурядный альпинист. И знаете... — он нагнулся и перешел на шепот, — это сделала девушка! Каково?

Начальник практики торжествующе разгладил бороду и широко улыбнулся.

Если загорелые, очкастые, усатые и бородатые студенты у вышегородских девчат пользуются заслуженным успехом, то к студенткам местное женское население относится с большим неодобрением. Не потому, что студентки красивее — это еще бабушка надвое сказала, а потому, что они поголовно ходят в шортах. И хотя Анатоль Франс доказывал, что именно одежда, а не ее отсутствие придает женщине особую тайну и очарование, открытые всеобщему обозрению бронзовые ножки делают студенток, быть может, менее таинственными, но отнюдь не менее привлекательными. Молодые вышегородские жены и девчата, которым было отказано в их законном праве на шорты, сначала бунтовали, а потом, сжав зубы, уселись за машинки и укоротили свои платья до модных пределов.

Дочерна загорелые молодые геодезисты стали непременной частью вышегородского пейзажа.

— Эй, товарищ! — доносится с дороги. — Правда, что Земля вертится вокруг Солнца?

Товарищ ошеломленно кивает.

— Ага, что я тебе говорила? Значит, Коперник прав!

Едва успевает прохожий скрыться от белозубых улыбок, как его снова окликают другие, тоже дочерна загорелые.

— Простите, это не вас разыскивают?

— Может, и меня, — важно соглашается прохожий.

— Мы так и думали. Тут двое бегали, волновались, что лошадь куда-то пропала.

— Я вам! — добродушно рявкает прохожий. Он не обижается — студентов здесь любят и снисходительно относятся к их шалостям.

Завтра мы отправляемся в дальнейший путь. Жара стоит невыносимая. Четверг, подвижность которого ограничена цепью, вяло пасется на пожне. Его облепили слепни и мухи, и Четверг время от времени с безнадежным ожесточением избивает себя хвостом. «Эх, был бы хвост подлиннее, — грустно думает про себя мерин, — я бы вам показал, мерзавцы!» Но хвост, увы, слишком короток, и поэтому Четверг вынужден прибегать к помощи близких ему людей. Стоит ему увидеть кого-либо из нас, как он бросается навстречу и трогательно вытягивает свою усаженную слепнями морду. Мы прогоняем мучителей, гладим искусанную лошадиную шкуру, и в глазах Четверга светится неземное блаженство. Особенно он привязался к Малышу, который постоянно таскает ему охапки клевера и ветками отгоняет слепней. Малышу помогает приятель, хозяйский сын Сережа, разбитной мальчишка, постоянную жизнерадостность которого не может нарушить даже одно трагическое для пацана обстоятельство. Сережа родился восьмого марта — стоит ли объяснять, как нелегко приходится человеку в штанах, появившемуся на свет в этот день. Но Сергей и не думает хныкать по поводу удара судьбы, который мог бы сделать несчастным любого другого мальчишку. Вместе со всеми он смеется над своей неудачей, отнимая тем самым у насмешников половину удовольствия.

Дружба Малыша и Сережи окрепла сегодня во время рыбалки. Полдня они пробыли на озере и явились домой под бременем улова, без труда втиснутого в спичечный коробок. Понимая, что ухи из пойманной рыбы все равно не сваришь, приятели предложили ее дворняге Тузику. Пес выполз из-под крыльца, брезгливо посмотрел на трех дохлых окуньков, сплюнул и полез обратно, ворча про себя, что нечего по таким пустякам беспокоить занятого человека.

С достоинством выслушав соболезнования, приятели пошли вытаскивать из хлева овцу. Предстоял спектакль: наша хозяйка Клава впервые в жизни решилась взять в руки овечьи ножницы. Увидев грозное оружие, овца пыталась дать тягу, но в нее вцепились со всех сторон и силой уложили на траву.

— Бе-е-е! — заблеяла овца.

— Б-е-е! — тоненькими голосами подхватили ягнята. Овца худела на глазах. Клочья длинной шерсти под непрерывное блеянье летели в таз. В хлеве бесновались ягнята, тревожно мычала корова и недоуменно хрюкала свинья. Но самые главные события были впереди. Когда безобразно остриженная овца поднялась на ноги и посмотрелась в зеркало, из ее уст вырвалось такое душераздирающее «бе-е-е!!», что начался полный бедлам. Обессилевшие зрители корчились на траве, по двору носились перепуганные куры, а за ними гонялся взбесившийся петух. Не узнавая в оболваненной овце родную мать, ягнята подняли детский крик на лужайке. И лишь один Тузик сохранил полное самообладание. Он выполз на свет божий, высокомерно взглянул на безобразную незнакомку, блеющую овечьим голосом, и коротко ее облаял.

К вечеру я заметил, что Клава и Травка о чем-то шушукаются. Сначала я не придал этому значения, но потом забеспокоился: мне показалось, что кто-то из них произнес слово «баня». На всякий случай я решил принять меры предосторожности и хотел тихо улизнуть на озеро, но не тут-то было. Из дому, буквально светясь от счастья, выскочила Травка.

— Беги, благодари Клаву! — закричала она. — Ух, как нам повезло! Клава будет специально топить баню! До чего ты везучий!