Мы под запретом

Появление Лёли окончательно развеивает туман в моей голове. Я отталкиваюсь от каменного тела моего спасителя. Пересохшим горлом все же выдавливаю из себя скупые слова благодарности и неимоверным усилием воли удерживаюсь от желания улыбнуться ему чуть ласковее.

Он уходит, черкнув меня по носу, словно пятилетку в песочнице, мягко поучая быть впредь аккуратной в выборе средств передвижения. А я стою, онемев, и лишь безрезультатно пытаюсь усмирить глупых бабочек в моем животе, да еще и вернуть сознание в рабочее состояние из того киселя, в которое превратил его этот жаркий самец с ароматом терпкой уверенности.

— Ну, вот и как ты их умудряешься подцепить, а? — огорчённо вздыхает Лёля, придерживая меня за локоть.

— А? — Я не понимаю ее вопроса. — Кого?

— Их, — кивает она в сторону удаляющейся высокой мужской фигуры. — В универе Царь по тебе слюни пускает, сейчас, вон, этого обворожила…

Лёля усаживает меня на лавку, и я с радостью тянусь за креплением, чтобы наконец-то избавиться от этих орудий физической и психологической пытки.

— Лёль, не мели чушь! — дружелюбно осаждаю ее. — Никого я не обвораживала — тьфу ты! — не завораживала!

— Ну да, ну да! — ехидно хмыкает она. — Это он на твои роликовые коньки смотрел с таким желанием, словно прямо сейчас готов взвалить тебя на плечо и уволочь в свою пещеру, а там… — Она мечтательно закатывает глаза. — В общем, искрило между вами не по-детски, и это явно не от статического напряжения.

Я лишь тихо вздыхаю, прикусив губу, чтобы скрыть волнение, и быстро переобуваюсь в свои любимые слипоны. Какое это счастье — твердо стоять на земле!

— Пошли уже, фантазерка! — подхватываю ее под руку и разворачиваю в нужном направлении.

— И ничего я не фантазерка! — возмущается Лёля, морща лоб. — Я все своими глазками видела. — Ее улыбка заставляет меня улыбнуться в ответ.

— Да ну тебя! — отмахиваюсь я, незаметно косясь в сторону и высматривая вдали незнакомца.

Горизонт безмятежно чист, и я, чуть расстроенно вздохнув, позволяю подруге, уцепившись за мое плечо, философствовать на тему вот таких вот случайных встреч. Монотонно киваю, посматривая себе под ноги, и тихо бреду к нашему пледу, пока Лёля не тормозит так резко, что я по инерции делаю шаг и, чуть покачнувшись, удерживаю равновесие.

Подруга же напрягается, чуть крепче сжимая мое плечо, и, остолбенев, мгновенно изменяется в лице. А я пытаюсь проследить за ее взглядом, но так и не нахожу того, что так резко снизило градус веселья в ее добрых серых глазах с крапинками смешинок.

— Пойдем отсюда. — Подруга тянет меня за руку и, ускорив шаг, спешит в противоположную сторону от той лужайки, на которой мы оставили свои вещи.

— Лёль! — окликаю ее, не понимая, что происходит. — Ты не туда идешь.

Она резко тормозит, стоит ко мне спиной, и я вижу, как резко и часто вздымаются ее плечи, словно от быстрого дыхания при сильном волнении.

— Наши вещи в другой стороне, — напоминаю ей и, развернувшись, теряю дар речи.

Теперь мне становится понятно, что — точнее, кто — стал причиной Лёлькиной «потерянности». Неподалеку, буквально на лавочке соседней аллеи упоительно целуется парочка, и делают они это так страстно, что, того и гляди, воспламенятся. Руки парня бесстыже шуруют под футболкой девушки, сидящей на его коленях в позе наездницы. И все бы ничего, детей рядом нет, можно предаться разврату. Вот только парень — Костя, Лёлин Костя, а девушка — первокурсница Аля, дочь ректора нашего университета.

— Эй! — Я подхожу к Лёле, так и стоящей на тропинке и не оборачивающейся ко мне.

Ее плечи вздрагивают, и я слышу тихий всхлип. Обнимаю её крепко-крепко, стараясь взять на себя хотя бы крупицу той боли, что чувствуется в каждом ее вздохе. А слезы градом катятся по ее щекам, щемящей болью отражаясь в моей душе.

Я молчу, мне просто нечего ей сказать…

Я просто не знаю, как ее утешить…

И нужны ли ей они, эти слова?

— Я давно подозревала, — сквозь тихие рыдания, захлебываясь горькими словами, шепчет она, — но, дура, все придумывала оправдания. — Она растирает ладонями соленые ручейки, шмыгает носом и смотрит на меня с грустной улыбкой.

— Ты же его любила, — пытаюсь смягчить ее самокритику.

— Наверно… — Лёля нерешительно пожимает плечами, поднимает голову вверх и щурится, глядя на пушистые облака, гонимые ветром по глубокой синеве весеннего неба. — Наверно да, — повторяет со вздохом. — Это, видимо, мне урок, да? Нельзя, имея шоколадку, поглядывать на печеньки, — как-то обреченно констатирует она.

— Да брось! — с уверенностью заявляю я. — Порой шоколадки оказываются соевыми и просто сами подталкивают к сдобным печенькам, — улыбаюсь ей, продолжая гастрономическую теорию.

— Лёль. — Я шлепаю следом за ней, а она, как заправский полководец, решительно движется вперед. — Ты не забывай, у меня завтра свадьба, — напоминаю ей.

— Ну, не у тебя, а у твоей мамы, — поправляет она. — Вот мы и устроим девичник.

Лёля задумчиво щурится, прикусив нижнюю губу, и вдыхает в себя побольше воздуха, словно решается спрыгнуть с тарзанки.