Мы обнимем смерть

Со стороны коридора зал выглядел просто как огромная ярко освещенная комната, но, ковыляя следом за Кочо, я остановилась и посмотрела вверх. Дерево возвышалось над обоими этажами дома, его крона широко раскинулась, полностью перекрывая дыру в крыше. Дерево проросло и внутрь, его ветви и корни, извивавшиеся как змеи, покрывали все – от пола и до балюстрады огромной лестницы. То, что я сначала приняла за пестрый ковер, оказалось толстым слоем гниющих цветов. Гигантские синие и радужно-пурпурные цветы распадались в прах на когда-то деревянном полу, превратившемся теперь в земляной.

Взяв две свои палки в одну руку, я нагнулась и подобрала цветок, оказавшийся куда тяжелее, чем я ожидала. Цветы на дереве тоже выглядели тяжелыми, оттягивали ветки вниз, как плоды.

– Это что? – спросила я.

– Дерево.

Я выпустила переливающийся цветок, он шлепнулся в воду, а я взглянула на Кочо.

– Дерево? Столько болтовни про души и прогнивший род, и таков твой ответ?

– Другого у меня нет. Иди. Тебе наверх.

Кочо пробирался через это болото по тропинке из гладких камней. Останавливался на каждом, спихивал сандалией гнилые цветы, бормоча, что они будут скользкими под моими палками. Пока он трудился, я смотрела, как поверхность воды колышут капли дождя, который здесь звучал музыкальнее, чем снаружи.

Шлепки жирных капель сопровождали нас всю дорогу по лестнице. Она обвивала огромное царственное дерево, каждый вырост на узловатом стволе напоминал черты старческого лица.

Наверху лестница разветвлялась в два коридора.

– Сюда, – сказал Кочо, свернув в один из них.

Когда мы отошли от дерева, запах быстро угас, словно был чересчур тяжел, чтобы нас преследовать, и я снова при каждом вдохе задыхалась от пыли и старых благовоний. Если бы не мерцающая пыльца, оставшаяся на пальцах, все это показалось бы мне игрой воображения.

– Вот, пришли. – Кочо остановился у двери, ничем не отличавшейся от других, лишь одна бумажная панель отсутствовала – гнилой зуб в ровной улыбке. – Я велю принести чистый матрас для сна. Кормят тут три раза в день, а когда ты понадобишься хозяину, кто-нибудь тебя отведет.

– А когда не понадоблюсь – сидеть здесь как в заключении?

– Если хочешь, можешь ходить по дому, но в нем есть неприятные места, которые не чинили и не убирали, и здесь легко заблудиться. Внизу есть библиотека. Если ты умеешь читать.

Я взглянула на него, и он поднял руки в притворной капитуляции.

– Многие не умеют, – сказал он, открывая раздвижную дверь. – Я не пытался тебя оскорбить.

– Я хочу видеть Знахаря.

Кочо покачал головой.

– Нет, так не пойдет. Тут решает он, а не ты.

– Я здесь не для того, чтобы быть его игрушкой. Раз я здесь, пускай он меня исцелит.

Старик рассмеялся и указал на мою комнату.

– Устраивайся поудобнее. Тебя ждет еще много разочарований.

Моя комната оказалась просто клетушкой, пустой, не считая свежих циновок. Ни мебели, ни матраса для сна – ничего, лишь узкое и высокое окно. Ставни плотно закрыты, чтобы дождь не задувало под нависший карниз.

– И это все? Давай сразу договоримся…

Но шаги Кочо уже затихали где-то в глубине коридора.

Я едва не погналась за ним, но успела понять, что сейчас лучше не надоедать с вопросами. Лучше ждать, подыгрывать старику и потихоньку все вытянуть.

«Значит, ты наконец решила, что мы остаемся?» – спросила Она, прерывая долгое молчание.

– Пока – да. Но как только Знахарь вытащит тебя из меня, я сейчас же уйду.

«Кочо говорил…»

– Знаю я, что он говорил, – прошипела я, озираясь – не стоит ли старик до сих пор где-то в тени. – Только если он подумает… если все они будут думать, что я с ними сотрудничаю, они ослабят охрану. А до тех пор я буду хорошей девочкой.

Она рассмеялась, горько и недоверчиво, и больше ничего не сказала. Не впервые мне хотелось услышать Ее мысли, как Она может слышать мои.

Я нырнула в свою комнату и закрыла дверь, заперлась в изолированной коробке, пахнущей свежими циновками и дождем. Буря снаружи не утихала, и, прислушиваясь к ее стуку по крыше, я проверила стены – нет ли где скрытой в панели двери, поискала под циновками люки и перетащила из коридора сундук к высоко поднятому окну, чтобы можно было увидеть сад внизу. Под окном не было ни других крыш пониже, ни деревьев поблизости – это значило, что, если бы даже в окно удалось протиснуться, двумя этажами ниже только разросшиеся кусты. Лучше уж просто выйти в дверь. У Кассандры Мариус для этого хватило бы уверенности, но та Кассандра уже перерезала бы всех этих чудаковатых ублюдков и пошла бы своей дорогой, соблазняя любого более неподатливого, чтобы получить желаемое. Да, Кассандра Мариус явно теряла хватку.

«Почему ты думаешь о себе как о ком-то другом?»

– Заткнись.

«Чего ради? Может, нам и недолго осталось быть вместе, но после всего, через что нам пришлось пройти, я заслуживаю большего, чем «заткнись» и «отвали», разве нет?»

– Если ты хотела лучшего обращения, надо было красть тело у кого-то другого.

«Это тело мое. Всегда было моим».

– Чушь собачья. Оно мое. Всегда было моим и будет всегда. А теперь заткнись, я иду искать Знахаря.