Мы никогда не умрем

Цветы одуряюще пахли медом. Совсем маленькие, первые, несмелые, они казались ему красивее бархатных алых роз, которые он видел в городе. Розы были мертвыми и пахли смертью. А эти цветы, даже сорванные, оставались живыми. Он незаметно заправил стебелек в волосы Риши. Красные цветы в серых волосах — красиво. Она, встретившись с ним глазами, улыбнулась.

— Смотри!

Они пришли к озеру. Не к тому, в котором учил его плавать Мартин прошлым летом. Это было маленькое озеро в глубине леса. Озеро, полное ледяной, черной воды, по берегу поросшее теми самыми красными цветами, веточку которых он оставил у Риши в волосах.

На берегу лежала лодка.

Вик почувствовал, как что-то взметнулось в душе.

«Даже если мы сможем ее починить — мне не дотащить ее до большого озера, а это совсем маленькое… что она тут вообще делает?» — расстроенно подумал Вик.

Полусгнившая лодка и маленькое лесное озеро показались ему издевательством над мечтой Мартина.

Вик подошел к лодке. На днище зияла огромная дыра.

— Я помню, ну ты вроде любишь корабли и воду… В общем, я думала, тебе понравится, — смущенно закончила Риша.

Она явно надеялась, что Вик обрадуется. Вик обрадоваться не мог, и незаметно уступил Мартину, который видел в лодке просто кучу гнилых досок, а не мертвый корабль.

Он и так много мучился дурными предчувствиями и видел тревожных знаков. Ему не нужны мертвые корабли.

— Ты же вроде умеешь из дерева вырезать?

— Да… Только ремонт придется отложить. Смотри, — с улыбкой показал он в разлом.

«Вик, смотри, какая прелесть», — про себя сказал Мартин, склоняясь над лодкой.

«Это же…»

— Лисята! — восхищенно выдохнула Риша.

Пятеро серебристо-песочных, желтоглазых щенков, ничуть не опасаясь разглядывающих их детей, смотрели на них из дыры. Один, самый смелый, стал на задние лапы, опершись о борта лодки, и, к восторгу Риши, ткнулся мордочкой в протянутую ладонь.

— Риш, ты бы не трогала… И надо отойти, я думаю, где-то неподалеку их мать, а лисы в гневе, знаешь ли, ужасны, — отметил Мартин.

В эту же секунду в голове зажегся образ — стоящая на задних лапах угрюмая лиса в цветастом переднике, угрожающе сжимающая скалку. Вик, представивший себе эту картину, сдавленно хихикал, а Мартин, подумав, добавил к образу красный, в белый горошек, бантик, кокетливо прикрепленный возле острого черного уха.

— Да ты смотри, какие они славные! Наверняка их мама такая же…

Мартин сильно сомневался в славности матери пятерых детей, тем более если речь идет о лисе. Впрочем, щенок не уходил, и Мартин легко коснулся любопытного мокрого носа.

Улыбнувшись, он отошел от лодки и сел на лежащее на берегу поваленное дерево. Его крона полоскалась в воде, и кое-где еще даже не смыло листья. Вскоре к нему присоединилась Риша. Она молча вытащила из сумки термос, налила в крышку чай и протянула ему.

— Спасибо.

— Тебе спасибо. Вик, ты зачем со мной возился?

— Я же говорил, что хочу быть твоим другом. Что тебя тревожит?

— Мама сказала, что никто из мальчиков не захочет со мной никогда… просто так дружить.

— Просто так? А что мне может быть от тебя нужно? — Мартин смутно подозревал, о чем идет речь, но знания его были крайне скудны, а убеждение, что между детьми не может быть таких условностей — слишком велико.

— А я не знаю, — странно вздохнув, ответила она. — Вроде как что-то такое… неприличное, а что — я понятия не имею. Мы делаем что-то неприличное?

— Понятия не имею, — улыбнулся Мартин, касаясь кончика ее носа, как несколько минут назад коснулся лисенка.

Нос у нее был такой же холодный, но сухой. Риша рассмеялась и положила голову ему на плечо. Мартин только вздохнул — ему пришлось привыкнуть к ее непосредственности. Смирившись, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она опять замерзла.

…

На улице теплело. Мартин дал добро, они распечатали окно и открыли его впервые с осени. Несколько дней они потратили на генеральную уборку, перемыв всю комнату, перестирав и высушив на улице все белье. Им даже удалось достать полбанки белой краски, и Мартин побелил оконные рамы, и по просьбе Вика увековечил белоснежную чайку, когда-то нарисованную мелом на дверце шкафа.

Дом, в котором жил Вик, умирал. Зарастал хламом и грязью, пропитывался запахами гари, сигарет и алкоголя. Дом ветшал, терял облик, расползался трещинами, надломами и пятнами ржавчины. И только комната Вика выглядела жилой.

Отец стал регулярно привозить продукты. Несколько раз он даже пытался с ним поговорить, но Вик отвечал односложно, безукоризненно вежливо и отстраненно.

Вику отец давно стал не нужен. Он даже за стрижкой стал обращаться к матери Риши, которая привыкла подстригать сыновей. Он научился готовить, ухаживать за курами, скоро они с Мартином должны были засадить знакомый угол за курятником. Он начал заказывать книги в городской библиотеке через Ришиного отца.

Жизнь налаживалась.

И была еще одна тайна, о которой Мартин не говорил Вику. Там, в темноте за стенами его дома, он нашел тонкую, белую ниточку. Совсем тонкую, толщиной не больше волоса. Прямо в клубящемся мраке.