Мы никогда не умрем

А мысли были о том, что мир жесток и несправедлив. Что в нем мало хороших людей. Зато точно есть взрослые, готовые отнять друзей. Как отняли сестру. Как отняли бы Мартина, если бы узнали о нем. Мартин думал, что Вик не знает или не задумывается, но он знал. Знал, что никто из взрослых не прощает даже доброго волшебства. Что друг может исчезнуть, умереть, задушенный таблетками и уколами. Знал, что он может пропасть, когда у Вика появятся настоящие друзья. Как-то рано утром на кухне он смотрел передачу, которой, судя по всему, просто хотели занять эфирное время. Женщина с желтыми волосами и ярко-красными губами, голосом выскочки-отличницы рассказывала о воображаемых друзьях. Мартин спал и не слышал. А женщина говорила, нравоучительно, громко, растягивая слова:

— Запо-о-омните! Ребенок, оставшись в одиночестве обяза-а-ательно придумает себе отдушину! Пусть он играет с игрушками! Пу-у-усть придумывает им имена! Истории сочиняет! А когда он приду-у-умывает себе «друзей» — это уже звоно-о-очек! Заведи-и-те ему реальных. И те, приду-уманные сразу исчезнут. А если нет…

Вику женщина не нравилась. Она сидела на белом диване и, глядя томными глазами в камеру, красными, липкими губами вытягивала из влажного рта злые слова.

— Вам нужен ребенок с дис-с-социативным расстро-о-ойством? Я вам рас-с-скажу, как это бывает. Это головны-ы-ые боли. Провалы в па-а-амяти. Это, что заводится у ребенка в голове, забира-а-ет его память. Заби-и-рает его время. И еще оно, скорее всего будет иметь престу-у-пные наклонности. Обращайтесь к врачу, не откла-а-дывайте поход…

Вик тогда, поморщившись, выключил телевизор. Ничего она не понимала, это женщина. Это кто же, Мартин — «это, что заводится в голове»? Будто он какое-то чудовище. Будто он болезнь, опухоль, которую нужно вырезать, чтобы не умереть.

Разве это честно, то, как вели себя взрослые? Где-то далеко осталась его маленькая сестра, которая одна из всей семьи любила его. Отец не замечал его, зато избил его за мнимую провинность так, что синяки сходили две недели. И кто от этого пострадал? Пострадал «этот, в голове». Его друг, настоящий, не воображаемый. Не безумие. Какое же он безумие. У него есть почерк. У него есть мысли. Он придумывает сказки, которые не смог бы сочинить Вик. Он говорит с людьми, и люди его слушают.

И он любит его. Сейчас Вик чувствовал это явно, словно носил под сердцем маленькую, жгучую искорку, от которой по крови толчками разливалось тепло. Мартин не раз доказывал свою любовь, но на самом деле Вику уже не требовались доказательства. Он понял, что такое любовь на самом деле.

Любовь — это закрыть собой от удара.

Любовь — это не давать чувствовать боль от удара.

Любовь — светящаяся рыбка в нестрашной темноте. Толстая зеленая тетрадь со сказками.

Любовь — спасение от смерти. Не нужны ему настоящие друзья, не способные увидетьрыбку в темноте и с лета сварить банку варенья, чтобы подарить зимой. Друзья, которые заменят Мартина.

Подружиться с кем-то, надо же! Глупый Мартин, сам не знает, о чем просит.

А Мартин отчаялся договориться с другом. Он сам был чужд компаний. Ему тоже было достаточно общества Вика, хотя он, в отличии от мальчика относился к людям с доброжелательной симпатией, а не с угрюмой настороженностью. Вик не мог понять, почему эти жуткие багровые полосы от ремня сошли со спины и вместе с тем — с его души? Совсем не озлобился, не затаил обиды ни на мир, который так к нему жесток, ни на него, Вика? Только к отцу Мартин стал относиться с уже нескрываемым холодом и все время ждал подвоха.

Выпавший снег сгладил все очертания, дав потемневшему дереву забора и сарая искрящееся серебро. Окна замутили узоры, а деревья, оставшиеся без листвы, теперь держали на ветвях тяжелые снежные кружева. Такой мир казался Вику прекрасным. Правильным. Холодным и белым, как чистый лист бумаги, на котором ничего не хотелось писать.

Зимние дни тянулись темные, теплые и тихие. По ночам Мартин зажигал в темноте гирлянды разноцветных огоньков и рассказывал истории. Они больше не ходили в лес, на рыбалку и редко бывали в деревне. Мартин боялся, что опять начнутся проблемы с едой, но куры продолжали нестись — он узнал, что нужно добавить в их рацион и смог затянуть дыры под потолком курятника пленкой так, чтобы света проникало достаточно, но птицы не мерзли.

Отец зарезал еще одну свинью, на этот раз сам. Сам разделал ее во дворе. Половина мяса пошла на продажу, половина — в холодильник. Весь двор был залит кровью, которую отец и не подумал убрать. Утром Мартин широкой лопатой чистил место разделки. Лопата была слишком тяжелой и громоздкой для семилетнего ребенка. Но ходить по перемешанной с грязью крови показалось Мартину худшей перспективой, чем тяжелая работа. Собаки тянулись со своих цепей к замерзшей крови и протяжно скулили. Подумав, он подвинул кучу снега к их будке. К утру от нее не осталось ни следа.

В углу кухни стоял мешок картошки, у Вика в комнате в деревянном ящике лежали переложенные чистой марлей сушеные грибы.