Мы никогда не расставались

— Ну что, Смуров, все, как ты обещал — на узкой дорожке и без свидетелей. Говорят, подлецам везет. Стреляй же, не тяни, второй раз такого шанса не представится.

Смуров не шевелился, лицо его ничего не выражало, лишь пальцы, сжимавшие пистолет, были неспокойны, они двигались и оглаживали оружие.

— Давай, давай, стреляй, — насмешливо подстегивал Вазген, — а если духу не хватает, то можешь просто уйти, — я вряд ли выкарабкаюсь.

— Вазге-е-н! — донесся откуда-то издалека голос Алексея.

— Вот видишь, пора бы тебе поторопиться, — сказал Вазген уже равнодушно, потому что чудное сияние вновь разгоралось в нем и превращало все то, что было извне в пустое и несущественное, лишь голос Алеши, звавший его, еще тревожно ломился в сознание.

С тем же равнодушием он наблюдал, как Смуров повернул голову в сторону доносившихся криков и замер, прислушиваясь, а может быть, раздумывая, видел, как медленно поднималось дуло пистолета, заглянул в его бездонную, черную глубину и даже слегка удивился, когда дуло проследовало дальше — выше, и Смуров выстрелил два раза в воздух.

Через две минуты на звуки выстрелов прибежал Алексей, и с ним еще трое членов экипажа. Не выявив на острове живых врагов и обнаружив раненных товарищей, Алексей вызвал подмогу. Матросов перенесли на корабль, Алексей же продолжил поиски друга.

Он бросился к Вазгену и расстегнул на нем китель.

— Куда тебя ранили? Ты можешь говорить? Нет, лучше не разговаривай. Сейчас, брат, ты только держись. Что ж ты наделал, дружище? Смуров, помоги! Кладите его на брезент. Берем все вместе, сразу, осторожно, вот так. Ты мне не вздумай умирать, я тебе этого никогда не прощу! Федя, иди сзади, поглядывай вокруг, на всякий случай. Ну, пошли, пошли, несите аккуратнее.

Вазгена уложили в кают-компании, санинструктор вспрыснул ему обезболивающее и аккуратно перевязал раны. Корабль снялся со швартовов, отвалил от острова и тронулся по фарватеру, указанному Вазгеном. Алексей сидел рядом с другом и со страхом сознавал, что тот его не видит. Лицо его было умиротворенным, глаза открыты, но смотрели мимо Алексея в никуда, присущий им горячий блеск пугающе тускнел и незримо втягивался в глубину.

— Вазген, ты слышишь меня? — пытался достучаться до него Алексей. — Куда же ты уходишь? Вернись, подумай обо мне, о Насте, ты нужен нам, ты не должен сдаваться, вернись, брат!

Он не слышит меня, или не хочет слышать, — с тоскливой беспомощностью обратился Алексей к Смурову. — Он не пытается бороться, мы не довезем его. Что делать, Смуров?

Он опустил голову и застыл, как человек, потерявший надежду.

— Товарищ командир, — возбужденно доложил Федя Лыков, — корабль противника слева сорок пять. Идет на сближение.

Алексей не шелохнулся.

— Алеша, кораблю нужен командир, — тихо сказал Смуров, — иди, я посижу с ним. Не отчаивайся раньше времени.

Алексей резко поднялся и вышел из каюты.

Смуров остался наедине с раненым. С минуту он неприязненно изучал лицо человека, которого никогда не любил и которому не желал добра. Ароян мог бы умереть сейчас, сам, без всякого вмешательства Смурова, избавить его от вины и ответственности, а мир — от своего раздражающего существования, сгинуть, навек исчезнуть, как будто и не было его никогда…

Смуров склонился к самому уху Вазгена и произнес с темной угрозой в голосе:

— Отдаешь концы, Ароян? Это ты здорово придумал, а главное — вовремя. У тебя очень красивая жена. Я тут как-то пообщался с Настей на днях, а в будущем рассчитываю познакомиться с ней поближе. Так что поторапливайся, муженек, не стой у меня на пути, чем раньше умрешь, тем лучше.

Вазген пребывал в волнах неугасимого света и погружался в него все глубже и глубже, все дальше отстранялся от суетности ненужной земной жизни. Имя жены, произнесенное родным, надежным голосом Алеши, не всколыхнуло в нем никаких чувств, не вызвало тревоги, не нарушило потока той чистой радости, которая властно уносила его прочь, но, когда другой, чуждый, опасный и ненавистный голос сказал: «Настя», что-то больно вонзилось ему в мозг, заставило напрячься, забеспокоиться и неимоверным усилием воли сосредоточить внимание.

Смуров видел, как пробудился и осмыслился взгляд его вечного врага, как заблистал в нем знакомый гневный огонь.

— Рано хоронишь меня, Смуров. Скоро я встану на ноги и сверну тебе шею, — сказал Вазген твердым голосом. — Убирайся отсюда, мерзавец, не то я сделаю это немедленно!

Смуров улыбнулся «дрянной улыбочкой», как охарактеризовал ее Захаров, и вышел вон.

Алексей стоял на мостике. Корабль вступил в открытый бой с двумя вражескими катерами. Первый — финский, осмелел, получив поддержку в виде итальянского торпедного катера «MAS». Всплески от падений снарядов окружали «морской охотник» со всех сторон. Перевес был на стороне противника, но не таков был командир Вересов, чтобы показывать врагу спину.

— След торпеды по левому борту! — закричал сигнальщик.

Едва успели отвернуть. Ответом послужил артиллерийский огонь из носового орудия. «Итальянец» задымился, сбавил ход и повернул в шхеры под прикрытие своих батарей.