Мы никогда не расставались

— А чего ты ожидал? Я за тебя решать не могу, и от твоего имени говорить не могу, к тому же и сам никогда не знаю, что у тебя серьезно, а что нет.

— Да кто спрашивает, кто?! Говори, Алеша! Не молчи же! Брат, ты мне друг?

— Я тебе и брат, и друг, а потому не скажу. Не хватало нам еще разборок.

— Так не скажешь? Значит, не скажешь! Хорошо же! Тогда пошли. Это чтоб ты знал, что в следующий раз говорить.

— Да куда ты меня тащишь? — уже не скрываясь, хохотал Алексей. — Я-то тут при чем? Погоди, стой, сумасброд ты этакий!

Настя, разбуженная смехом и толкотней в дверях, поднялась, спросонья протирая глаза. При виде Вазгена она, как всегда, просияла, совершенно позабыв о своих переживаниях, и поспешила ему навстречу.

— Настя, сядь! — произнес Вазген с выражением до того решительным и непреклонным, что ее неокрепшие нервы снова болезненно натянулись.

В смятении взывая взглядом к Алешиной поддержке, она нашарила позади себя рукой стул, села на него, будто проглотив аршин, и застыла в напряженной позе.

Вазген между тем энергично мерил шагами комнату слева направо и справа налево мимо Насти, глядя в пол и что-то обдумывая; она поворачивала за ним голову в нарастающей тревоге с сильно бьющимся сердцем, наконец он остановился против нее и торжественно произнес:

— Настя, согласна ли ты стать моей женой?

У нее помутилось в голове, и она грохнулась на пол.

Мужчины бросились к ней.

— Ай молодец, довел девушку! — сказал Алексей.

Глава 17

2008 год

— Мне известно, что у папы были близкие друзья, еще с фронта, но в лицо их может знать только твоя бабушка, — говорит мама. — Эту девушку я тоже никогда не видела.

— Хорошо, отсканируем и пошлем тете Лие на электронный адрес, — осеняет меня. — Лия — мамина старшая сестра, — объясняю я Жене. — Когда дедушка Вазген умер, бабушка Настя повезла хоронить его на родину, в Армению, да так там и осталась с двумя дочерьми. Живет и поныне в Ереване со старшей дочерью Лией, зятем и внуками, а мама поехала учиться в Питер, поступила в институт и здесь же вышла замуж. Это тебе вкратце история нашего семейства.

Я немедленно принимаюсь за дело: сканирую неизвестную фотографию и отправляю изображение на электронный адрес Лии с просьбой показать его бабушке.

В ожидании ответа пьем чай в гостиной. Мама достала лучшие фарфоровые чашки из высокой горки в углу, забитой по старинке вычурными сервизами.

У мамы страсть к классической посуде, до сих пор не признает кружек из небьющегося стекла, керамических, цветных, прозрачных тарелок, по ее определению все это ширпотреб, непригодный для сервировки стола интеллигентного человека.

Папы и Димы дома нет, их пригласили за город на рыбалку, посмотрим, какие трофеи притаранят. Не понимаю, почему некоторые женщины требуют, чтобы мужчины сидели подле них в доме, ведь как хорошо, когда друзья увозят их на выходные — сразу в мире наступает покой, благодать, ни тебе требований жратвы каждые два часа, ни бесконечного мытья посуды, ни поиска потерянных носков, дисков, телефонов, ибо стоит нашим мужчинам потерять что-либо, как у них случается настоящая истерика. Димка так вообще становится беспомощным и несчастным.

Я оценивающе разглядываю Евгения, интересно, все мужчины такие, или бывают счастливые исключения. Он поднимает на меня глаза от чашки, зрачки у него немного стальные, отливают светлым металлом, поди разбери, что там в глубине. А вдруг дурная наследственность — жестокость, склонность к рукоприкладству. Сейчас-то он нежный, замечательный, притягательный, просто идеал в конфетной обертке!

Надо все-таки раскрутить историю его деда. Но, если честно, мне совершенно безразлично, кем был его дед. Сыновья не в ответе за отцов, тем более внуки. А то бы русские девушки за немцев замуж не выходили. Дурехи, между нами говоря, рвутся на чужбину к холодным педантичным немцам, когда у нас есть такие парни как Женя.

Телефон взрывается частыми междугородними звонками. Мама берет трубку, начинает говорить отрывистыми фразами, лицо ее вытягивается, она расстроена:

— Что, мам? — не выдерживаю я. — Это бабушка?

— Это Лия. Ругает меня: показала маме фотографию, та в слезы, слегла сразу, плачет и плачет, не может успокоиться… Погоди, хочет поговорить, сейчас подойдет к телефону.

— Дай, дай мне! — я выхватываю у мамы трубку, через несколько секунд слышу голос бабушки, он у нее не по возрасту молодой, не скажешь, что принадлежит женщине восьмидесяти шести лет. Сейчас ее голос дрожит от слез. — Бабуль, привет, это я, Катя. Бабуль, ты только успокойся… Откуда фотография? У одного парня взяла. У него в семейном альбоме хранилась… Женей его зовут. Евгений… Фамилия? Как твоя фамилия? — сердито шиплю на Женю: конспиратор фигов! — А-а! Смуров его фамилия, бабуль, да, Евгений Михайлович Смуров… Да, внук Кирилла Смурова, — уточняю у Жени.

— Боже мой! Внук Кирилла, — говорит бабушка. Всхлипывает и долго молчит. — Катенька, приезжайте ко мне. Мне так хочется увидеть этого мальчика. Попроси его, пусть уважит просьбу старого человека.