Мы – люди флотские. Жизнь и приключения курсантов ВВМУРЭ. 3 факультет, выпуск 1970

– Да это х–ня, на кой тебе знать-то? – Таков был его ответ. Однако через несколько минут он всё же пояснил:

– Маяк – это мечта о Свободе, о свободной жизни… пока на нарах паришься… А «пальцовки» накалывают разные, чаще всего перстни. Вот этот, у меня который, просто говорит всему окружению, что я свой, что я был в местах лишения Свободы.

А, помолчав, хитро улыбнулся и добавил:

– Вы чего накололи-то на стариках-мудаках? Русалок… это ж надо придумать такое… Ну, вы-то накололи, это ладно, а сами-то пиндосы-старики и не в курсе, что это обозначает? Ха-ха-ха! – Ржал Сыч.

Чтобы побыстрее закончить ставший отчего-то неприятным разговор, я не удержался и попробовал чифиря. Глотнув, из вежливости выдержал пару минут, делая вид, что мне понравилось, а потом, отойдя за угол, долго отплёвывался. Но с тех пор всё-таки полюбил крепкий горячий чай, правда, не такой, как у Сыча, а нормально заваренный.

Ещё одной «особенностью» Сыча была его страсть к одеколону. Не подумайте, что он им обрызгивал свою буйную головушку и всякие другие места, он его… употреблял внутрь! Когда я увидел его у тумбочки, наливающим в кружку одеколон «Цветочный», первое, что я подумал, было:

– Не сошёл ли он с ума?!

Как бы отвечая на мой вопрос, Сыч привычным жестом раскрутил в кружке сильно пахнущий напиток и, громко выдохнув, опрокинул его в свою пасть…

Бунт

Ближе к весне почему-то кормить стали хуже, хлебная порция уменьшилась вдвое, картошки в виде пюре выдавали пару ложек на порцию. Бачковые ничего не могли сделать: так мало им «наваливали» на камбузе. Среди ребят пошли разговоры о воровстве хлеборезов, которых всегда работяги ненавидели. Как-то раз в четверг, придя с тяжёлой многочасовой работы по выборке сложного глинистого грунта, мы получили на ужин по ложке пюре с маленьким кусочком жареной рыбы; всей еды на один глоток молодому организму… Сыч первым отказался есть, демонстративно отставив тарелку и мрачно пробормотав:

– Робяты! Голодом нас морят! После тяжёлой лопаты с такой едой сдохнем! Бунтовать надо!

И мы, все как один, отказались есть. Но с мест не сходили. Это было ЧП!!! Набежали: командир роты, замполит батальона, начальник столовой, батальонный комсомольский вожак… Мы продолжали сидеть! Вызвали комбата. Он вбежал в столовую весь в поту, с трясущимися губами: за наш бунт и отказ от еды его могли турнуть из армии, испортив военную карьеру.

Комбат, пошептавшись с руководством пищеблока и замполитом, вытер лоб рукавом тужурки и громким голосом, в котором явно слышались просящие нотки, обратился к нам:

– Товарищи военные строители! – Так он никогда нас не называл.

-Через полчаса вам раздадут полноценный ужин, двойную порцию. Виновные в уменьшении порции еды будут сурово наказаны! Просьба командования – не паниковать и бунт прекратить!

А мы фактически-то и не бунтовали, а просто требовали положенного по норме. Ужин на самом деле был двойной: две порции картошки, два огромных куска жареной трески и по две кружки компота. И сколько хочешь хлеба.

Через два дня на общем построении батальона был зачитан приказ о наказании виновных. Двух «хлеборезов», организовавших воровство продуктов в пищеблоке, отправили в дисбат. Начальнику столовой объявили выговор. Мы были довольны. К нашей роте «бунтарей ленинградцев» отношение заметно изменилось в лучшую сторону: нас зауважали!

…

Получали мы – первогодки – в месяц по 7 рублей и 80 копеек на карман. Не разгуляешься. Есть хотелось постоянно. Просить у мамы совесть не позволяла: я ей писал в письмах, что всё хорошо. Думал я, думал, и вот что надумал. Попрошу-ка я у брата Олега: всё-таки он использовал мою стипендию на погашение карточных долгов, вот теперь пусть хотя бы немного возвратит. И… написал! Через пару недель получаю долгожданную весточку. В нетерпении открываю. Вываливается 3 рубля бумажкой и… разгромное письмо примерно такого содержания:

– Тебя Армия кормит, поэтому дополнительного содержания даже у родственников тебе просить стыдно!

И мне стало сначала отвратительно, а потом и стыдно, но совсем не за моё прошение…

Принятие решения