Мы-курги

Подобно словам в одной фразе,
Подобно кольцам в цепи,
Подобно ниткам в ткани,
Подобно узорам в разноцветном ковре,
Подобно отражениям в зеркале,
Подобно лучам света в алмазе,
Подобно звездам в небе,
Подобно цветам в саду,
Мы дети одной семьи.
Из всех нас мы четверо
Были выбраны петь,
Когда мы стали думать,
О чем петь,
Мы решили, что весь мир
И золотая земля Курга
Заслуживают быть воспетыми.
Но на земле Курга
Живет очень большая семья.
И мы услышали в ее доме
Бой медного барабана.
Но ведь там не было
Ни праздника, ни свадьбы.
Почему же раздавался этот звук?
Послушай, мой друг,
Это поминальная
Одиннадцатого дня.
Посмотри, родственники, соседи
И друзья собрались здесь.
Мы четверо должны пропеть
Славу ушедшей душе.
Слушай, друг, одиннадцатый день траура
Подошел к концу.
В этот одиннадцатый день
В доме кормят всех;
Родственников и друзей,
Соседей и браминов,
Все тридцать пять каст деревни.
Ушедшая душа жила достойно
И процветала.
Подобно птице, она покинула
Свое гнездо.
Жена и дети оплакивали
Невозвратимую потерю.
Но друзья и родственники
Сказали им мудрые слова.
Послушайте, дети!
Не плачьте над мертвым.
Когда падает небо,
Ваши слабые ладони
Не остановят его падения.
Когда земля разверзается,
Ваши слабые ноги
Не удержат ее.
Когда бог хочет,
Мы должны принять волю его.
В мире этом есть
Рождение и смерть,
Они предназначены всем,
И не только нашей семье.
Сегодня траур кончился.
Во имя мертвого
Мы будем есть и пить.
Кончается песня и
Певцы опускают барабаны.

Но барабаны еще долго звучали на этом пиру. Усталость и напряжение постепенно покидали тело Аппанны. От выпитого коньяка слегка кружилась голова. Он снова ощущал себя сильным и освобожденым от горя. „Рождение и смерть — они предназначены всем“, — всплывали в голове слова песни. „Всем, — думал Аппанна. — Всем. И ничего в этом страшного нет“. Он ощущал локти сидящих рядом, ловил слова их разговора, он чувствовал всех этих людей как нечто единое, неотъемлемой частью которого был он сам. И от этого волна тепла и уверенности захлестывала Аппанну и делала его добрым и великодушным. Он поднялся, прошел в свою комнату и вытянулся на кровати. Постель показалась ему очень мягкой. Глаза Аппанны начали слипаться. В какой-то момент ему показалось, что он слышит покашливание и покряхтывание деда. Так дед делал, когда укладывался спать. „Устраивается, — догадался Аппанна. — Устраивается в канникомбре“. Сон уже путал его мысли и менял все, что окружало Аппанну. Канникомбре разрослась до размеров центрального зала, и он увидел сидящих вокруг циновки пирующих мужчин в черных купья. Он не знал их лиц, и только один был ему знаком — дед. Он понял, что это духи предков. Они сидели локоть к локтю, как его большая семья. Они и были его семьей. Семьей, с которой Аппанну неразрывно теперь связал дух его деда. Ударил барабан, и один из них, опоясанный мечом, поднялся и сказал:

- Теперь мы будем танцевать.

Но канникомбре вдруг стала сужаться, а предки превратились в плоские тени, И среди этих теней он уже не мог найти деда…

— Аппанна! Аппанна!

Он поднял голову. Яркий солнечный свет заливал комнату.

— Аппанна! — снова позвали его.

Он выглянул в окно и увидел своего приятеля из соседнего дома.

— Крепко же ты спишь! — засмеялся приятель. — Мы идем на охоту. Пойдешь?

— Подождите меня, — стряхивая сон, заторопился Аппанна. — Я сейчас соберусь.

Он вышел на веранду. На ступеньках стоял дядя.

— Надо ехать в Меркару сегодня, — сказал дядя. - За одиннадцать дней у меня в конторе накопилось, ох, сколько дел.